Можно было б так и прожить, не узнав этого человека.
Ну и что? Скольких не повстречаем никогда и какое сонмище не знаем, будучи лично
знакомы?..
Но случаем шанс - откровенный и вкрадчивый, как всякое узнавание через посредников.
Марк Белорусец, переводчик из Киева, представил австрийского поэта и эссеиста Юлиана
Шуттинга.
Книга - величиной с ладонь, как рукопожатье, открытое, располагающее к совместности.
"Попытка чтения" - так называется книга - вызывает поначалу просто симпатию: добротность
и артистизм обложки, располагающее лицо автора на лацканах, простота тона краткого
введения.
Незнакомого поэта лучше всего для начала пролистать, партитурно выхватывая глазом
слова, связки их и гроздья. На вкус их, на ощупь взора, на терпкость после, как заглотил...
Пролистываешь слева направо и наоборот, а потом погружение, ибо уже пойман интонациями,
ритмо-сюжетами, в которых мир знакомый нет-нет да и предстанет стороной непривычной.
Начало каждого стиха - будто бы с полувдоха, зачин внезапен, без введения и уловок.
Кажется, что это запись-подстрочник репортажа о том, что видит и ощущает поэт. Тексты
сродни бормотанью внутренней речи, спонтанной и дословно фиксирующей, обо что зацепилась
мысль, позволяя
увидеть отрешенные слова как собираются, витая в строках, что испытуя годность их, себя в тебе вторят
Проскакиваю - не без интереса - первые страницы, и энергия ожидания враз хлещет
через край - истинным откровением. Еще более поразительным, ибо совершается в будничном
признании:
а знаешь, что для ребенка мать, выходя из комнаты что-то принести из кухни или открыть почтальону, много раз уходит навсегда, не попрощавшись, что для ребенка, пока она не войдет снова, пролетают годы надежд и сомнений? и ребенок, руками закрывая глаза или таясь за гардиной, тратит несколько секунд вечности, чтобы доказать себе: отсутствие, смерть матери можно вынести?
Обрываю здесь, потому что визитки поэта и переводчика уже перед вами. Далее можно
опустить названия сборников стихов поэта, можно даже не упоминать, что Марк Белорусец
- еще и переводчик Пауля Целана, других немецкоязычных поэтов и прозаиков из когорты
так называемых непереводимых. Зуд интереса уже заставляет вчитываться, превращая
чтение из попытки в признание за автором текстов-и-переводов права на особое место
в суматошности межстолетней сшибки смыслов и понятий.
Легко впасть в искушение цитировать еще и еще. А значит - время остановиться,
передав инициативу составителям современных электронных библиотек.
И лишь одно еще отмечу. Стихотворение - оно и новелла, и рассказ, и спектакль
с декорациями и особой режиссурой. Шуттингу и переводчику иже с ним удается без дураков
нуль-транспортировка в недавнее прошлое, что прихватывает будущее и разворачивается
в предметную картину философии смерти-жизни. Предметность ("Маутхаузен 19.."):
Вот бы родные и друзья тех, кого отправили туда - все б они за это отдали, "скажите в живых ли еще.../ моя дочь?" "можно я ему/ ей принесу поесть?"
Предположение:
в каждой австрийской телефонной книге ниже заголовка "Маутхаузен" под буквой "П", не доходя до "Парикмахерских", возле "Памятных мест", может быть указан номер...
Пересказ стихов - дело убогое, но суть: набрали номер, и голос произнес:
"Концлагерь Маутхаузен".
Время лентой Мебиуса: прошлое-будущее в настоящем, будущее прошлого, бесконечное
скольжение, перетекание петлями возвратно-поступательного отверстывания в плотности
зацементированной памяти новых и новых ходов...
вот как бы это было утешительно для самих даже заключенных, если бы хватило у них сил на сновидение, где однажды настал уже давно тот день, когда педагогам и воспитателям приходится - и вовсе не трудно им на это решиться - советовать некоторым детям не входить в газовые камеры
Или еще:
распорядителю в мемориал "Концлагерь Маутхаузен" заявка: "с моим классом, двадцать пять мальчиков и девочек возраст шестнадцать лет, я бы хотела посетить лагерь на третьей неделе декабря!" отказ в ответ: "никак, к сожалению, невозможно, мы закрываемся за неделю до Рождества, но лагерь откроется для обозрения в начале Нового года!..." -
нет, все же так, скомкав небольшой текст цитатничеством, лишаем его той силы втягивания
вглубь и отъятия элегического покоя-просветления, что даровали нам привычно поэты
прежних эпох... Даже когда рвали жилы - даровали просветление. А тут - все не то,
что прежде было знакомо. Спокойствие безнадежности прошлого, отчаяние от несовершенства
надежды, мужественный взгляд в донные отложения опыта.