Инна Булкина Страна
Журналия: выпуск третий "Новый
мир" ## 6-7: Мелихов, он же Золотоносов; шпионы, они же монахи; "как Ленин
некогда сказал"; мы его теряем; конец времен, падение нравов и большой стиль
"Новый мир", надо думать, все же главный из толстых (или
толстый из главных?), - во всяком случае, единственный из бумажных журналов, чья
сетевая версия опережает традиционную. За что ему большой почет. Едва август начался,
а в сети уже сентябрьский
"НМ".
Но мы поступим по справедливости - т.е. как со "Знаменем": поговорим вначале о шестом и седьмом, что уже дошли до подписчиков, а потом уж нагоним и воздадим
должное.
"НМ", как бы там ни было, остается журналом литературным (или литературоцентричным)
- в отличие от того же "Знамени", которое в силу западнических своих устремлений
тяготеет к так называемой non-fiction. Суть здесь не в удельном весе собственно литературного
отдела и не в его качестве, но в общем направлении контекста. Контекст "НМ" сосредоточен
на литературном процессе, и лучший отдел здесь давно уже - литературно-критический.
Что до собственно литературы, то и здесь питерская составляющая заметна, особенно
в # 7, который открывает Елена Шварц с привычно-шаманскими стихами; затем следует привычно бесформенный
и длинный роман Александра Мелихова с лицейским названием "Нам целый мир чужбина" и неизменными пубертатно-чернушными откровениями
в духе траченного молью "Метрополя". По трогательному постоянству тем (секс и евреи),
ощущение такое, что, пиши Мелихов не романы, а, скажем, статьи, он бы звался Золотоносовым.
А в 6 номере был странный роман Анатолия Азольского о шпионах под названием "Монахи".
Советские шпионы Кустов и Бузгалин в какой-то момент оборачиваются средневековыми
монахами-алхимиками, братом Мартином и братом Родольфо. Кажется, они должны изобрести
порох. Андрей Немзер объяснил,
что роман Азольского - о том, как "человек, отдавая душу дьяволу, полагает себя служителем
Высшей Справедливости".
Что касается "малой прозы", то здесь прежде всего следует говорить о посмертной
публикации Сергея Залыгина "Бабе Ане - сто лет". Это короткий рассказ-аллегория о народе и власти:
"Себя сегодняшнюю, столетнюю, баба Аня не очень-то знала, не очень-то хотела
и знать: какой всю жизнь была, такая и есть. Тимоша однажды сказал ей, что она -
народ. Она, конечно, Тимоше поверила. Но что такое народ, так и не знала - деревня
Сиднево, что ли? Так в Сидневе никто ни в жизнь не называл себя народом, разве что
Яшка Огородников (глава сельской администрации и мелкий мздоимец. - И.Б.)".
Из "деревенской" по обличью, но городской по сути (вернее, "дачной": был такой
жанр в русской литературе) прозы отметим "Летом в деревне" Вячеслава Пьецуха в 6номере.
Юбилей своего патрона, легендарного главного редактора "НМ" Александра Твардовского,
журнал отметил подборкой из двух статей. Первая - под названием "Богатырь" - короткий отрывок из книги А.Солженицына "Угодило зернышко
промеж двух жерновов". Это более всего памфлет, направленный против "освобожденных
литераторов", "звонких приверженцев демократии", любимцев "привередливых
элит", что "об искусстве широкодоступном... думают с отвращением". В свое
время А.И. обличал здесь "вторую литературу Третьей эмиграции"; сегодня актуальна
стала следующая "ужасная мысль: да не модель ли это и будущей "свободной русской
литературы" в метрополии?". В последнем абзаце Солженицын призывает в союзники
Твардовского, который, оказывается, всегда противостоял "наплыву художественной
и национальной безответственности" и "обладал спокойным иммунитетом к "авангардизму",
фал!
ьшивой новизне и духовной порче".
Солженицыну последовательно вторит Юрий Кублановский ("Этюд о Твардовском"): Твардовский-де - поэт-традиционалист, чуждый
новомодных "ужимок, ухмылок и гаерства", всех этих "изысков новейшей поэзии".
Единственное что несколько мешает Кублановскому, - "советская примесь"; и
вот тут у него случается в самом деле остроумный пример с советско-антологическим
"Словом о словах":
Оно не звук окостенелый, Не просто некий матерьял, - Нет, слово - это тоже дело, Как Ленин часто повторял.
Похоже, что эта самая - чистая, "без гаерства", "наполненная своим
содержанием" пушкинская интонация и есть, по Кублановскому, залог "настоящей
поэзии", которая в новом веке может оказаться "потерянной для России".
Кажется, даже тот миф о Твардовском, который так мил шестидесятникам и слегка
поколеблен юбилейной
публикацией "Знамени", не идет ни в какое сравнение с этим вновь создаваемым
образом воинствующего традиционалиста. Воистину: не сотвори себе кумира - похожего
на самого себя.
В рубрике "Времена и нравы" в 6 номере заканчивается публикация дневников Мариэтты
Чудаковой "Людская
молвь и конский топ". Замечательный документ из "истории нравов культурного сообщества"
(как определяет свою программу некий современный журнал); в советские времена впечатления были
по большей части от разного рода научных собраний и мероприятий, в постсоветские
- главным образом от избирательных кампаний. Сама М.О. проницательно заключает: "Видно,
между прочим, как послесоветское время вымывало созерцание - замещало его действиями".
В 7 номере та же рубрика представляет новейшую работу Станислава Лема "Мегабитовая бомба", с очевидностью доказывающую, как мешают научным
фантастам собственные наработанные клише.
В июньском номере "Новый мир" провоцирует дискуссию о гуманизме амбициозной статьей Андрея Серегина "Предисловие к будущему. Заметки на полях ХХ века". В сходном глобальном
пафосе конца времен и падения нравов выдержаны две следующие за серегинской большие
статьи о прошлогоднем пушкинском юбилее и нынешнем литературном состоянии. Ирина
Сурат ("Пушкинский
юбилей как заклинание истории"), словно хирург в операционной, заклинает присутствующих:
"Мы его теряем... а с ним - основные устои нашего общенационального бытия",
а также порты на Черном море и влияние на Балканах. Татьяна Касаткина ("Литература после конца времен") говорит обо всем на свете и, понятно!
е дело, о постмодернизме (коль уж зашла речь об акопалипсисе и прочих неприятностях).
И, при всем при том, - мне очень нравится литературно-критический отдел "НМ".
Его не способен испортить даже извечный дух ИМЛИ с присущими ему перманентными дискуссиями
о "слезинке ребенка". Ему на самом деле идет "большой стиль" вместе с пафосом
длинных статей и эпической основательностью рецензий.
В # 7 Дмитрий Быков написал о книге Дины Рубиной "Последний кабан из лесов Понтеведра"
(что на самом деле очень сложно: ступаешь как по проволоке - хвалить рука не подымается,
а ругать сердце не велит); здесь же две академические рецензии: одна - про экзегетическое пушкиноведение Валентина Непомнящего,
другая
- про оппонента Непомнящего Сергея Бочарова. Наконец, это самый живой отдел в традиционалистском
журнале; он единственный из бумажных журналов регулярно помещает на своих страницах
сетевые
обозрения, аннотированную
библиографию и дайджест вокруглитературной периодики (Андрей Василевский);
он единственный недавно открыл исключительную в своем роде рубрику авторских аннотаций
"Книжная
полка".
Кроме всего прочего, "Новый мир" располагает сетевым приложением /http://infoart.rikt.ru/magazine/novyi_mi/portf/index.htm/,
где находится место всему, чему его нет в традиционном, бумажном "НМ".