Название книги сулит
обобщения, и они не заставляют себя ждать. "Философские взгляды Деррида... отличаются
концептуальной целостностью". Но у постмодернизма с целостностью вообще отношения
напряженные, тем более - у Деррида, образца смены стилей, игры, провокации... Далее
- Бодрийар. "Его взгляды не лишены внутренней целостности, концептуально выстроены".
А Делез и Гваттари "стремятся выработать целостные общетеоретические представления
об обществе и его истории" - и это об авторах шизоанализа. Маньковской не хватает
слов? "Французские ученые стремятся найти новые подходы к изучению человека-творца,
выявить базовые механизмы эстетической деятельности, создать целостную концепцию
искусства" - после замены одного прилагательного это можно вставлять в доклад
съезду КПСС.
Книга построена "по авторам". Приблизительно пересказать чьи-то работы Маньковская
еще в состоянии, найти какие-то связи между ними - уже нет. Сразу после раздела о
Деррида помещено описание лингвистических штудий Ц.Тодорова, причем во многом еще
структуралистского периода. Тодоров нигде далее не появляется, и зачем этот экскурс
- непонятно. Сказано, что С.Зонтаг дала "эстетическое обоснование кэмпа и новой
чувственности" - но что такое кэмп или новая чувственность, Маньковская не поясняет,
да и Зонтаг пропадает из книги навсегда. Списки имеющих отношение к постмодернизму
авторов объемны и беспорядочны - о большинстве из них также речь не пойдет, они упомянуты
только "для галочки", и порой неправильно: есть художник Де Шовенн (основатель шовинизма?
Пюви де Шаванн?), петербургский поэт А.Горнон переделан в Гордона.
Differance почему-то комментируется через отложенность смысла человеческой жизни
по Сартру (трудновато представить себе Деррида, рассуждающего о смысле жизни). Даже
когда пересказ Маньковской не ошибочен в деталях - он неверен по существу. В России
вышла "Америка" Бодрийара, и можно убедиться, насколько сложны его взаимоотношения с американской культурой. Маньковская
все укладывает в половину абзаца. "Протестуя, подобно многим французам, против
американизации, "кока-колонизации" европейской культуры, он видит в ней угрозу эстетизированным
формам жизни". Оттенки мысли, богатство связей, то "чуть-чуть", которое дает
идее жизнь и отличает произведение от поделки, отсекаются. Остаются схемы, изложенные
суконным языком. Эстетика не как живой организм взаимосвязанных (часто через противодействие)
идей, а как некий агрегат вроде ленинских пяти признаков империализма. "В отличие
от модернизма искусст!
во постмодерна - это поток, письмо на надувных, электронных, газообразных поддержках".
Что это за надувные поддержки у Делеза и Гваттари (из раздела о которых взята фраза),
как на них можно писать, Маньковская не сообщает. Похоже на реферат студентки-троечницы,
которая, может быть, аккуратна, но не понимает, что пишет.
И не любит предмет своей работы. Порой Маньковская проговаривается оценочными
суждениями. "Искусство для Деррида - своеобразный исход из мира, но не в инобытие
утопии, а вовнутрь, в глубину, в чистое отсутствие. Это опасный и тоскливый акт".
А Делез и Гваттари просто ужас какой-то обещают: "Эстетика утратит черты научной
дисциплины и займется бессистемным поп-анализом". Некую теорию Маньковская упрекает
в размытости эстетических критериев, субъективизме в определении художественного
статуса - то есть, собственно, в принадлежности к постмодернизму. Порой появляется
прокурорский тон советского профессора, обвиняющего буржуазных мыслителей в отсутствии
зачета по марксистско-ленинской философии. "Делез и Гваттари упускают из виду
то обстоятельство, что желания не способны производить что-либо сами по себе, не
воплощаясь в действие". Чтобы несознательный интеллигент чего-то стоил, он должен
хотя бы двигаться в правильном направлении. О Ю.Кристевой: "Ход!
ее исследований отмечен движением от негативных к позитивным эстетическим ценностям,
от герметизма ко все большей открытости". Похвалы Маньковской - возвышенные банальности:
"Сама символика названия романа У.Эко "Имя розы"... может быть истолкована как
свидетельство неиссякающих потенций языка искусства, сращивающего прошлое, настоящее
и будущее художественной культуры".
Глава об экологической эстетике включает и Сартра с Камю, и неотомиста Ж.Микера
("Шедевры предназначены для коммуникации между художниками и публикой так же,
как экосистемы - для передачи посланий Творца" - это что, тоже постмодернизм?)
Видимо, Маньковская ранее занималась модной темой экологии - так зачем добру пропадать?
Эта глава занимает 54 страницы, глава "Эстетика русского постмодернима" - всего 14.
Русские современные литераторы, художники и т.п. выбраны произвольно. В одну линию,
характеризующуюся "стремлением сосредоточиться на чистой игре, стилизации, превратить
пародию в абсурд", попали Д.А.Пригов и Иван Жданов. Пишущие о постмодернизме
в России удостаиваются в лучшем случае одной цитаты или упоминания гуртом в списке,
но полстраницы отведено некоему В.Бычкову, очевидно, знакомому Маньковской. Зато
глава об экоэстетике заканчивается в лучших советских традициях - разделом об эколого-эстетическом
воспитании. "Его задачи позитивны: научить челове!
ка воспринимать, оценивать, отбирать эстетические объекты в природе".
В предисловии автор благодарит за "многолетнее творческое взаимодействие"
людей, "весьма обогативших его видение эстетического". Это заслуженные товарищи.
Зись А.Я.: "Лекции по марксистско-ленинской эстетике" (2 выпуска, 1960 и 1964) и
еще десяток не менее милых книг; Новиков А.В.: "От позитивизма к интуитивизму. Критические
очерки буржуазной эстетики" (1976); Яковлев Е.Г.: "Об использовании русской живописи
в атеистической пропаганде" (1960), "Проблемы художественного творчества. Материал
по теме курса марксистско-ленинской эстетики" (1976), "Проблема систематизации категорий
в марксистско-ленинской эстетике" (1983); Гуревич П.С.: "Критика буржуазных концепций
идеологии" (1981), "Судьбы юных (социалистическая и буржуазная идеология о будущем
молодежи)" (1982), "Пропаганда в идеологической борьбе" (1987). Они и сейчас не бедствуют.
Е.Г.Яковлеву принадлежит "Эстетика. Учебное пособие для ВУЗов" (1999), П.С.Гуревичу
- "Философия культуры. Учебное пособие для с!
тудентов гуманитарных ВУЗов" (1995) и "Введение в философию. Учебное пособие для
учащихся 10-11 классов" (1997). Но "на протяжении последних двух десятилетий постмодернизм
приобретает все большую респектабельность в глазах специалистов и широкой публики",
игнорировать его уже нельзя, вот Маньковская и старается объяснить постмодернизм
советскому философу на доступном ему языке, написать шпаргалку для профессора, чтобы
тот мог преподавать и далее, ничего не меняя в образе своего мышления. Возможно,
что в своей среде Маньковская слывет отчаянным новатором, ухитряющимся читать и осмеливающимся
в чем-то одобрять этих заумных и аморальных постмодернистов. Но почва под ногами
у нее есть! "Эстетикой постмодернизма был переосмыслен и модифицирован ряд эстетических
принципов, выработанных православной эстетикой. К ним прежде всего относятся принципы
парадокса, абсурда, антиномичности". Православная эстетика, выработавшая принцип
абсурда - это кто? Живший во II веке Тер!
туллиан с его Сredo quia absurdum? Или Россия - по-прежнему родина сло
нов, только слоны теперь православные?
Понятно, что система образования остается во многом советской. Непонятно, почему
выпускающее много неплохих книг (серии "Античная библиотека" и "Византийская библиотека",
Деррида в той же серии Gallicinium, что и Маньковская) издательство "Алетейя" так
рискует своей репутацией.