Русский Журнал. Круг чтения
http://russ.ru/krug
----------------------------------------------------------------------------
Все дискуссии "Круга чтения" http://russ.ru/forums/msg/936/936.html
Список рубрик РЖ http://russ.ru/journal/archives
Поиск по РЖ http://russ.ru/search
----------------------------------------------------------------------------
Книга на завтра
http://russ.ru/krug/kniga/current.htm
Александр Уланов
Оруженосцы воздуха
Итало Кальвино. Собрание сочинений. Наши предки: Романы: Пер. с итал.;
сост. Г.Киселева, Н.Ставровской. - СПб.: Симпозиум, 2000
"На рассвете... все вещи теряют плотность темного силуэта, присущего им
ночами, и понемногу обретают краски, но прежде всего проходят сквозь полосу
неопределенности, едва тронутые светом и почти растаявшие в его ореоле; в
этот час легче всего усомниться в существовании мира". Может быть, Кальвино
писал это на рассвете. Но оснований усомниться в существовании мира у его
персонажей достаточно и в другое время суток. Люди поглощены химерами.
Доктор забывает о больных и лечит кузнечиков. Гугеноты растеряли все
священные книги, запутались в том, что следует считать прегрешением, а что
проявлением добродетели, но на всякий случай вводят новые и новые запреты.
Жена мирного помещика вышивает траектории полета ядер и карты сражений.
Разбойник бросает разбой ради романов Ричардсона. Война складывается из
бестолковых стычек потрепанных солдат и мародерства ("Да и что такое война,
как не этот переход из рук в руки все более побитого барахла?"). Будущую
возлюбленную в первый раз видят моча!
щейся. А ужаснее всего - тотальная предсказуемость.
"Каждый поединок проходил по одним и тем же правилам, так что можно было
заранее предсказать, кто победит завтра... кому выпустят потроха, а кто
легко отделается, лишь вылетев из седла и стукнувшись задом оземь. Вечером,
при свете факелов, кузнецы молотом правили всегда одни и те же вмятины на
латах".
Может быть, Кальвино - Кафка с итальянским акцентом, видящий скорее комизм
абсурда, чем его мрачность. Рыцари Святого Грааля связаны обетом чистоты, а
Орден в целом - нет и потому вполне может признать сына своего адепта
своим сыном. Для мщения и поединков - специальное Суперинтендантство,
которому дела нет до личных желаний мстящего и которое все измеряет в
безличных цифрах: один генерал стоит четырех капитанов. (Однако и горящему
мщением юноше собственное поведение вдруг представляется выхолощенным: отца
уже не воскресишь.)
Остается искать себя в этом хаосе. Кальвино много рассуждает, вроде бы
творчески переосмысливает традиции Просвещения - но получает притчу или
барочный гротеск. Барон Козимо ди Рондо, который отказывается спуститься с
деревьев, - вовсе не "естественный человек" Просвещения, живущий в гармонии
с природой. И не беглец-мизантроп. Опрощаться он не желает, не чуждается
ни книг, ни любовных приключений, ни участия в политике. Просто личность
растет лишь в одиночестве, и каждый, кто хочет действительно быть,
отстраняется от общества. И "любви не может быть, если не стремиться изо
всех сил остаться собой", - иначе исчезнет лицо, которое можно будет
любить. Именно одиночество и помогает сосуществовать с другими. Тем более
что люди и так удалены друг от друга.
"Он смотрел через изгородь, как опускают в могилу отца, а когда все мы
бросили по горсти земли на его гроб, брат кинул зеленую ветку. И я подумал,
что все мы были столь же далеки от отца, как и Козимо на своих деревьях".
Другой вариант - "несуществующий рыцарь" Агилульф, чистая форма,
поддерживаемая логикой. Шопенгауэрова воля, единственно реальная в хаосе
мира. Уверенность в том, что все идет как положено, дает теорема Пифагора:
количество сосновых шишек в квадрате, выложенном на гипотенузе
треугольника, равно количеству шишек, выложенных квадратами на катетах.
Логически мотивы действий, желания в конечном счете обосновать обычно
невозможно. Потому персонажу и свойственны колебания - например, при виде
всяких упущений по службе: "Как ему вести себя: как лицу, одно присутствие
которого способно внушить уважение к власти, или как постороннему, который,
оказавшись там, где ему делать нечего, отступает на шаг, скромно делая
вид, будто его здесь и нет?" Но эта пустая форма, педантично напоминающая,
что "в апреле, как известно всякому, драконы меняют кожу и она у них мягкая
и нежная, как у новорожденных", притягивает своей честностью,
отстраненностью, необыденностью. Пустота-катализатор, меняющая в!
се, не меняясь сама.
Странность и сложность притягивают Кальвино несомненностью своего
существования в мире предсказуемости и клише. Ночь любви может пройти лишь
за застиланием постели, причесыванием, любованием луной - а запомнится
навсегда. Любовь может выражаться и в уничтожении ("То была любовь, которая
связывает со всем живым охотника и побуждает его, не ведающего, как ее
выразить, наводить свое ружье"). Или вот - любовь к деревьям, которая учит
быть "беспощадным и добрым, ранить и резать, чтобы дерево могло расти и
хорошеть". А победа - мука, потому что "уже нельзя свернуть с избранного
пути, тогда как побежденный всегда может отступиться". Одномерность -
катастрофа как для человека, так и для окружающих. Хорошая половина
"раздвоенного виконта" мало-помалу надоедает всем своими нравоучениями
("Даже музыка стала... не в радость - еще бы, когда тебе все время твердят,
что она слащавая, легкомысленная и сладострастная"), и против нее
выставляют такую же охрану, как против плохой. "Мы не видели !
выхода, загнанные в угол бесчеловечной злобой и столь же бесчеловечной
добротой". Выход обнаруживается в сражении-слиянии (кто ближе друг другу,
чем борющиеся враги?). "Небо задрожало, как натянутая струна, кроты в своих
норах глубже зарылись в землю, сороки, спрятав голову под крыло, с криком
вырвали у себя по перу, червь сожрал собственный хвост, гадюка впилась в
себя зубами, оса сломала жало о камень. Все на свете взбунтовалось против
себя: лужи подернулись льдом, лишайник превращался в камень, а камень в
лишайник, палые листья становились землей, вязкая смола душила деревья.
Человек, взяв в обе руки по шпаге, кинулся сам на себя".
Что-что, а сливать, соединять Кальвино умеет. Сказку, в которой девушка
разговаривает с любимыми козочкой и уточкой, и переплетение зеленых ветвей,
где блуждает барон, - и бесконечную глубину и пустоту воли и логики. "Перо
бежит, движимое тем же наслаждением, которое гонит тебя верхом по дорогам.
Глава, за которую принимаешься и не знаешь еще, о чем она будет
повествовать, подобна углу, за который свернешь, выйдя из монастыря и не
зная, встретишь ли ты там дракона, варварскую орду, заколдованный остров
или новую любовь". Этой непредсказуемостью текст Кальвино обладает вполне.
----------------------------------------------------------------------------
Дискуссии рубрики "Круг чтения":
Творчество Виктора Пелевина
Эпидемия помешательства
Чей это портрет?
http://russ.ru/forums/msg/936/936.html
Книга на завтра http://russ.ru/krug/kniga/current.htm
Выбор Пушкина http://russ.ru/krug/vybor.htm
Чтение без разбору http://russ.ru/krug/razbor.htm
Новости электронных библиотек http://russ.ru/biblio
Авторы Русского Журнала. Досье http://russ.ru/journal/dosie
Гуманитарные ресурсы России http://russ.ru/info
----------------------------------------------------------------------------
Вы можете написать отзыв на каждую публикацию РЖ на сервере http://russ.ru
или высказать свое мнение о журнале в целом в "Книге отзывов"
http://russ.ru/forums/msg/945/945.html
----------------------------------------------------------------------------
(с) Русский Журнал. Перепечатка только по согласованию с редакцией.
Подписывайтесь на регулярное получение материалов
Русского Журнала по e-mail: http://russ.ru/subscribe/
Russian Journal mailto:russ@russ.ru http://russ.ru/