Инна Булкина Городской
альбом I Otto Brusatti / Christoph
Lingg. Apropos Czernowitz. - Wien; Koln; Weimar: Bohlau, 1999.
Начнем с того, что название этой
книги (альбома?) перевести нельзя и жанр тоже определить невозможно. Это будет перевод
с австрийского (строго говоря, нет такого языка), вернее - с австро-венгерского (а
такого - и подавно. Но был когда-то). В общем, я не стану пытаться переводить название,
имеет смысл лишь предупредить, что Czernowitz здесь ни в коем случае нельзя
читать как "Черновицы" и уж тем более как "Черновцы". Город Czernowitz был
столицей Буковины, восточной оконечности австро-венгерской империи. Больше трети
его составляли евреи, второй по численности общиной были немцы, затем поляки, украинцы,
румыны, армяне и прочие, коих было нема!
ло, украинцы же в польско-немецко-идишеговорящем окружении называли себя русинами,
а язык свой "руським". Самоидентификация здесь, как и в большинстве случаев, происходила
по принципу от противного: внутри империи Габсбургов украинцы почитали себя "руськими".
Еще у альбома есть что-то вроде эпиграфа - цитата из вагнеровского "Парсифаля":
...ich schreite kaum, doch wаhn' ich mich schon weit...
Все эти натюрморты и люди в городском пейзаже исполняют черно-белую тему vanitas
в извечном сюжете о бренности и смерти. Статика черно-белой фотографии заставляет
вспомнить об исходном - средневековом - смысле натюрморта: противостоянии жизни и
смерти, о "языке вещей и декораций", "зримых образах незримого" ("Мы видим вещи таковыми,
каковы они суть, - вещи же таковы, какими их видит Бог" - и это смысл натюрморта
по Блаженному Августину). За австрийскими фотографиями Czernowitz легко увидеть
тризну и memento mori, тексты же местами импрессионистичны, местами, напротив, пытаются
что-то объяснить и проанализировать; но, кажется, все же тексты Отто Брусатти стали
причиной того, что выставку Apropos Czernowitz соответствующие городские власти
закрыли буквально на второй день после вернисажа. И вправду, если задуматься, что
им оставалось делать - нормальным городским властям из плоти и крови, прагматичным
крестьянам, скорее всего, как большинство украинских городс!
ких властителей: вряд ли им хотелось по нынешней погоде ссориться с австрийцами,
но никакое здравомыслие не станет мириться с заявлениями о "городе-призраке", о вместилище
"подержанных декораций", где нет ни одного приличного фасада и ни одной мало-мальски
комфортной гостиницы. Но это всего лишь практическая конкретика, от которой никуда
не денешься. А была еще метафизика, она не столь очевидна, но порождает разного рода
неприятные беспокойства - как это всегда бывает с метафизикой. - Вот город, - сообщают
нам Линг и Брусатти, - у него было прошлое, там жили мудрецы, поэты, купцы и студенты,
он был как Ноев ковчег, там было много всего, и именно из-за этой великолепной пестроты
он процветал: там цвели все цветы и плодоносили все деревья. Брусатти настойчиво,
из главы в главу, повторяет простую вещь: Alchimistenkuche, Alchimistenhandwerk,
Schmelztiegel. Этот город был похож на котел средневекового алхимика, причудливое
варево народов, языков и культур. Пестрота, смешение и т!
ерпимость порождают изобилие. С середины ХХ века через город прошли ка
к минимум две "национальные униформы" - фашистская и советская. И нынешние пыльно-пустынные
Черновицы более всего похожи на заштатный советский город, хоть сегодняшним их -
украинским - властям одинаково неприятно напоминание о любой империи, будь то Габсбурги,
Рейх или СССР.
Кроме всего прочего, с австрийской колокольни Черновицы - Бургерландия, Трансильвания
- часть Балкан, все тот же "балканский котел". "Czernowitz вполне мог бы
быть нормальным балканским городом - т.е. азиатским городом в европейском платье".
Сегодня это тупиковая зона. Немногочисленные поезда приходят сюда с Востока. И практически
не приходят - с Запада. "Нога западного человека не ступает сюда, -
пытается каламбурить автор текста, - а ведь ходили же, и могли бы ходить... в
домашних тапочках!"
Черновицы сегодня и в самой Украине город заштатный и, скажем так, неактуальный.
Ему далеко до Львова, и даже маленький Станислав (Ивано-Франковск) обскакал его по
всем статьям, став одной из культурных (и культовых) столиц, тогда как про университетские
Черновицы вспоминают иногда лишь западные целановеды, собираясь на свои нечастые
- здесь - конференции.
Czernowitz, если смотреть из Вены, город ностальгический: здесь все напоминает
о конце прекрасной эпохи. Игорь Клех в своей галицийской статье замечательно объясняет,
за что всевозможные иностранцы так любят Львов: так похоже на любой старый европейский
город, но все не так, нет музейной пленки и игрушечной иллюстративности. Это все
равно как вы приходите в музей и видите под стеклом фрак вашего прапрадедушки. Ну
и фрак как фрак, никаких особых эмоций. А тут сидит старый облезлый швейцар, как
две капли воды похожий на вашего прапрадедушку, в этом самом фраке, который трещит
по швам прямо у вас на глазах, и старик весь дребезжит, но ведь живой - говорит и
двигается. Старость, должно быть, выглядит естественно - со всеми своими старческими
неприятностями; в диснейлендовской красивости староевропейских бургов и шале есть
что-то целлулоидное. Ну и наконец - там все чертовски дешево, в этом Львове. Дело
не в меркантильности, а в ощущении той самой светской городской жиз!
ни, но без налета благополучной буржуазности.
Иное дело Черновицы. Здесь речь не о жизни старого города, а о неизбежном умирании.
"Вечных городов" не так много. Наши австрийцы, кстати, замечают, что Czernowitz
лежит на холмах. И романтики уверяют, что "на семи холмах". А скептики делят на полтора.
И в самом деле, пишет далее Брусатти, к чему эти римские аллюзии? Czernowitz
никогда не мнил себя в центре мира, никогда никому ничего не диктовал и не навязывал
- ни языка, ни веры, ни обряда. Он все в себе принимал и чудесным образом совмещал.
И если "вечные города", к которым, как к никаким другим, применим все тот же комплекс
vanitas ("За что утратил ты величье прежних дней? За что, державный Рим, тебя забыли
боги..."), в конечном счете превращаются в памятники самим себе:
...Ты ль на распутии времен Стоишь в позорище племен Как пышный саркофаг погибших поколений... -
невечный Czernowitz остается не именем даже, но чередой имен: Tschernowzy
/ Cernovzy / Cernauti / Tscherniwzy / Czernivzy; всякий имел право называть его на
свой манер, замечает Брусатти. Впрочем, сегодняшняя Европа все эти имена путает с
одним-единственным, которое знает и соответственно произносит: Czernobyl.
Но, кажется, все же тотальное забвение Czernowitz не постигнет. Он уже
стал составляющей того самого галицийского мифа, о котором шла речь вначале. Для
старой Европы это миф об оставленной земле, Золотом веке и этнической идиллии, которой
по большому счету не бывает, но на то он и миф, "мечта доброго сердца". Для новой
Украины здесь есть иной смысл: фактическое противостояние традиционного, лишь слегка
перекрасившегося из совдеповского в нардемовские цвета, старого "просвитянского"
официоза (т.н. "ТР-дискурса" в терминологии станиславского идеолога В.Ешкилева, -
речь идет о "тестаментарно-рустикальных ценностях" с их традиционалистско-почвенническим
пафосом) и вновь народившегося "неомодерна", чьи корни в Галиции и чья столица -
все тот же пресловутый Станислав. По большому счету, галицийский миф призван явить
новой Украине ее новую идеологию - среднеевропейскую и урбанистическую - взамен обычной
и привычной: хуторянско-этнографической; Парсифаль, едва ступающий по!
земле и парящий в мечтах, взамен здравомыслящего крестьянина-прагматика. Более
в голове, чем на земле...