Никто
и не ждал от Юрия Грымова чего-то серьезного. В отличие от кинематографа, куда все
же можно ворваться, имея деньги и оборудование, театр - искусство закрытое. В театр
нельзя прийти с улицы и сделать что-то необычное. Здесь все уже было - и подвешенные
к колосникам фаллосы, и женщины с высокими голосами, играющие мужчин, и мужчины,
играющие лебедей. Были и художники в образе Гитлера с усами, и медузы, притворяющиеся
Горгонами. Даже поп-музыканты, в оранжевых париках, орущие в финале в столбах холодного
огня "Mother fucker".
Первое, на чем прокололся г-н Грымов, - специфически театральные категории пространство
и время. Он не смог, не сумел вывести героев за пределы фронтальной мизансцены, превратил
их в букашек, перекатывающих выеденное яйцо. Не смог ограничить время до размеров
сна. Или галлюцинации - на чем настаивал Дали, - но в рамках четкой сценической формы
- с кульминацией и развязкой. "Психоделическая" пьеса Левана Варази, набитая отрывками
из дневников и высказываний Лорки, Гала и Пикассо, сыграла с Грымовым злую шутку:
он запутался в диалогах, перегрузил "кривляние" - словом, не смог отсечь лишнее.
В результате "вампука" - помесь кокетливого сладострастия и сентиментального морализаторства,
внутри которого специфический русский Дали, маленький сморчок в школьной курточке,
в течение трех часов страдает от несоответствия гигантскому образу космического гения
XX века.
Искренность - единственное, что делает работу Юрия Грымова не полным, а полупровалом.
Он искренне хотел разобраться в том, как можно добиться коммерческого успеха не линией
и цветом - естественными для художника средствами, а словом. Хотел узнать, как можно
сделать "кривляние" товаром. Не узнал. Опыт Дали уникален. И Юрию Грымову он вряд
ли уже пригодится.