Служба Рассылок Городского Кота / CityCat's E-mail Service
-*--------------------------------------------------------------------------
Русский Журнал. Новости культуры
http://russ.ru/culture
--------------------------------------------------------------
Все дискуссии "Новостей культуры" 
http://www.russ.ru/forums/msg/939/939.html
Московская афиша
http://russ.ru/culture/afisha/
--------------------------------------------------------------
Любовь ПайковаОчень простой Стуруаhttp://russ.ru/culture/review/20000802_paik.html


Роберт Стуруа, хоть и стал давно легендой, но легендой вполне живой и продолжающейся,
отнюдь не подытоженной. Его имя известно всем, кто интересуется театром, как имя
Любимова (http://www.peoples.ru/art/theatre/producer/lubimov/), Стреллера или Штайна
(http://russ.ru/journal/culture/98-10-21/focus.htm).

Говорят, художник делает то, чего ему органически недостает в жизни. Стуруа в жизни
органически не хватает театра, детства, игры. Шекспир в "Гамлете" сравнивал театр
с "зеркалом". В таком случае театр Стуруа - настоящая лупа грузинской ментальности,
которую Мераб Мамардашвили (http://russ.ru/journal/inie/98-04-21/salnik.htm) окрестил
"веселым трагизмом".

Что вспоминается, о чем думаешь, когда произносишь слова: "грузинский театр", "Грузия",
"грузины"? В чем настоящий талант грузин? В том, чтобы соответствовать человеческой
норме, несмотря на все катастрофы, катаклизмы, трагедии, авралы и срывы. Стуруа приложил
руку и к типологии грузинского героя и к грузинскому сценическому антуражу - всему
тому, что уже в середине семидесятых (именно тогда был поставлен "Кавказский меловой
круг" Брехта) стало фирменным знаком его эстетики.

Что касается национальных свойств, то в его представлении "грузин" - это бурно веселый,
каламбурящий счастливец не только по характеру, но и по принципиальным соображениям.
Грузин обязан не просто жить, но жить припеваючи, наслаждаясь; как бы ни было трудно,
он обязан представать перед публикой во всеоружии блеска, мажорности, жизнелюбия,
счастья. Сумасшедшая нота радости для него - вызов и судьбе и беде. Он - стихийный
эпикуреец, и лишить его радости - все равно что перекрыть кислород. Грузины, по мнению
Стуруа, и христианство понимают, как любовь к жизни, и стараяются проживать каждый
день так, будто он последний, стремясь нести радость и себе, и близким.

Таков и грузинский театр: трагически-веселый, затянутый в легкость как в корсет,
заражающий музыкальностью, юмором, изяществом, жизнеутверждающий, но без патетики.
Роберт Стуруа похож на свои спектакли. Где бы, в какой бы стране он не ставил Брехта
(http://lib.ru/INPROZ/BREHT/), Шекспира (http://lib.ru/SHAKESPEARE/) или Мольера
(http://lib.ru/MOLIER/), в итоге все равно получится изящный, трогательный и наивный
грузинский театр.

В определенном смысле Стуруа - "акмеист", в нем очень сильна "тоска по мировой культуре".
Вот почему он почти исключительно ставит классику, сильно расширив поле своих личных
взаимоотношений с "державным" миром. Означает это одно: его театр не тяжел, не грузен,
 не пафосен, не серьезен. Стало быть, свободен. Девизом Стуруа на многие годы стали
слова Рэя Бредбери (http://lib.ru/INOFANT/BRADBURY/): "Если тебе дают линованную
бумагу, пиши поперек!" Это не значит, что он не умел и не умеет чтить национальные
традиции. Просто его кредо стал своеобразный "нетрадиционный традиционализм", некая
"антиакадемическая" классичность. "Жизнь - это смешение всех жанров, - любит повторять
Стуруа, - и чтобы рассказать о ней, надо поступать так же." Театр для того и существует,
чтобы экспериментировать, микшировать стили, смешивать культуры; театр - это эклектика,
дичайший коктейль из подручных средств, полистилистическое "лоскутное одеяло". Музыкальность,
зрелищность, эклектика - три кита, на!
  которых держатся лучшие спектакли Стуруа: "Кавказский меловой круг", "Ричард III",
"Лир", "Добрый человек из Сычуани".

Режиссер любит и умеет работать на так называемых штампах и банальностях "здравого
смысла", выворачивая наизнанку хрестоматийные истины, снимая с зрительских глаз бельма
школьных шаблонов. Самоочевидность символа оборачивается у него художественной метафорой,
всегда лежащей на грани между трюизмом и трагизмом, повседневностью и иллюзией, мудростью
и ересью. Для Стуруа главным в том метафорическом и условном способе выражения, который
он для себя избрал, является возможностью взглянуть на мир так, будто все критерии
утрачены, будто ему о них ничего не известно.

Он всегда предпочитает начинать разговор с "чистого листа". Запутанные умничанья
персонажей Шекспира четырехсотлетней давности Стуруа превращает в афористически четкие
сценарии (погружая их в новый хронотоп; обычно без соединительных швов, без разжевываний),
в манки, не дающие возможности расслабиться, в неотпускающий ни на минуту бешеный
ритм. Он позволяет себе немыслимый текстовой терроризм, приперченный черт знает чем,
- одновременно смешной и горький. "Блюди форму, а содержание подтянется", - шутил
его любимый Брехт. Вне формы в театре Стуруа нет вообще ничего; форма у него и есть
"что", а не "как".

Стуруа великий режиссер хотя бы потому, что все, что он находит в чужой "классической"
душе, уже имеется в его собственной. Его спектакли похожи на "княжеские кутежи" на
картинах Пиросмани, на грузинское застолье, которое может быть каким угодно, но только
не  пресным. "Застолье" - это сочность, это - "виноград", в нем должны быть поэзия
и легкость, сумевшая одолеть тоску, а если уж присутствует горечь, то не надрывная,
а светлая, пьянящая. Его спектакли похжи на перистые воздушные облака. Все в них
случайно, "вдруг", нежданно-негаданно; в них странно сочетаются одушевленная плоть
и материализованный дух. Искусство Стуруа начинается там, где кончается обычная логика;
оно просто, естественно, но главное - общедоступно.

Сказать, что Стуруа действует в рамках полистилистической системы, и это многое в
нем объясняет - не главное. Система эта еще и крайне субъективна. Все внутренние
"дворики", лестницы, переходы в ней определены волей и вкусом постановщика. Они суть
его хулиганства, его привычек, художеств, специфических наклонностей, даже его неуверенности
в себе.

Разумеется, грузинские традиции почти физиологически ощутимы в каждом его спектакле,
как некая память сердца, противостоящая напору все более и более изощряющегося ремесла,
все более и более отполированных опытом приемов.

Но режиссура для Стуруа - это еще и актерская феерия; ему не по себе, если представление
чересчур холодно или слишком нормально. Он боготворит утрирующих, острохарактерных
актеров. Таких, как Рамаз Чхиквадзе или Нино Касрадзе, сыгравших главные роли в его
лучших спектаклях. Актер для Стуруа - магнит зрелищности, источник зрительского удовольствия.
Удовольствие - вообще мотор существования Стуруа. Понятно, что режиссер, поставивший
"Кавказский меловой круг" и "Доброго человека из Сычуани", не является певцом катастроф.
Он нормальный труженик, Мастер, созидающий фактуру, тот, кто наводит мосты разных
эпох и культур, причем, всегда по собственному, а не типовому проекту.

Подобно тому, как поэта ведет рифма, так Стуруа "ведет" не пьеса, не текст; в его
спектаклях стиль доминирует над сюжетной линией. Он делает упор на "простой стиль"
(это не значит: банальный), на снайперскую точность попадания в "стилевую волну".

Стуруа - мыслит методом "опущенных звеньев", не боится мозаичности, фрагментарности,
швов, разрывов. Он стрижет и укорачивает пьесу, лишая ее целых актов, сцен, эпизодов,
а потом подклеивает оставшиеся каким-то диковинным способом. Его спектакли - всегда
черновики, которые он не боится чиркать, марать, переписывать, даже если автором
является сам Шекспир. Он обожает репетиции, они - лучшее время его жизни, они - его
джазовые импровизации. На репетициях он ведет себя невозмутимо, крайне демократично,
со стороны кажется, будто он просто бездельничает.

Одна из последних московских премьер Стуруа - "Венецианский купец" в театре "Et cetera".
В силу своей двусмысленности пьеса практически не имеет сценической истории в России;
она одинакова нелюбима и евреями и антисемитами.

Глубоко проникнуть в затруднение всегда трудно, ведь поверхностно схваченное оно
так и остается затруднением. Но в том-то и дело, Стуруа начинает копать там, где
другие свою работу закончили. Вот почему он поставил пьесу не о евреях и антисемитах,
а о природе национальной ненависти вообще, попытался перейти от алхимического метода
мышления к химическому.

Что же сказал нам режиссер?

Что даже лучшие из людей (а Антонио друзья считают весьма достойным человеком) заражены
ксенофобией. Что даже умная Порция, мягко говоря, - шовинистка, как и ее друг Бассанио.
Что причина ненависти - всегда эфемерна и ничтожна.

Люди хорошо видят, чем они обладают, и очень плохо, что они собой представляют. Что
человек такое - это как бы его "высота над уровнем моря", о которой так просто не
скажешь, какова она.

Антонио стал у Стуруа художником (а может, писателем, или скорее графоманом), во
всяком случае он ходит в такой изящной просторной блузе, изображая из себя некую,
погруженную в себя сомнамбулическую личность. Но художник не имеет права пускать
пыль в глаза самому себе, ошибаться на свой счет.

Стуруа поместил своих героев в ослепительно белое пространство, которое по логике
вещей можно сравнить со знаменитой белой страницей Малларме. В той Венеции, которую
мы видим на сцене, по-видимому, не зря светит белое слепящее солнце. Эту белизну,
с моей точки зрения, Стуруа связывает с дырой в памяти.

Видеть - это труд. Стуруа в "Шейлоке" пытается запечатлеть переход от невидимого
- к видимому. Белизна - это чистота. Шейлок Калягина весь в черном, Антонио Филлипенко
- в светлой блузе. Казалось бы, Антонио чист и тверд. Но так ли уж он чист и тверд?
Между ним и Шейлоком - борьба не на жизнь, а на смерть, их раздирает "любовь-ненависть",
они ищут, но не находят диалога.

Требовать со своего должника фунт живого мяса, разумеется, безумие! Но безумие прорывается
наружу и возникает операционная (театр, как операционная?). Диалог между "черным"
и "белым" во все времена невозможен. Что с того, что Антонио - художник, а Шейлок
- бизнесмен? В спектаклях Стуруа, как, впрочем, и вообще в двадцатом веке, добро
и зло практически не борются между собой, не выясняют отношений, - все это вчерашний
день, - они сосуществуют, хоть и разведены по разным углам, как боксеры на ринге;
настоящего "боя" мы так и не увидим, "бой" - это пройденный этап, это замшелый "реализм".

А реализм никогда не привлекал Стуруа, считающего, что реальность в чистом виде сегодня
мало кому интересна. Помимо реализма, реальности, есть нечто иррациональное, что
он и пытается обнаружить, проявить. "Что жизнь? -Тень мимолетная, фигляр,/ Неистово
шумящий на подмостках/ И через час забытый всеми..."

В своих сценических коллажах Стуруа любит сталкивать персонажей из разных эпох, местностей
и даже "типов возвышенности". Так в "Шейлоке" свита Арагонского принца состоит из
чернорубашечников фашистского толка, а Джессика запросто выскакивает на сцену в форме
ученицы престижного английского колледжа - гольфы до колен и юбка-шотландка. В спектакле
немыслимым образом сочетаются, соединяются сверхсовременные компьютеры и средневековая
сказочка о шкатулках, предлагаемых женихам, и т. д. Сплетая стилевую "косичку", Стуруа
абстрагируется от исторической конкретики, рассказывает притчу, годную на все времена,
говорящую универсальным языком об универсальных вещах, и потому ему ничего не стоит
найти связь между божьим даром и яичницей. Он делает это с максимальным обнажением
приема, и у него это получается.

"Гамлет" (http://lib.ru/SHAKESPEARE/hamlet.txt), поставленный в "Сатириконе" (http://www.satirikon.ru/)
- также был калейдоскопом амбиций и намерений, миксом направлений и стилей; своей
сжатой, сверхкомпактной формой отчасти напоминающий боевик. Гамлет Кости Райкина
- персонаж "из хаоса" - здесь потеснен Клавдием (блистательная работа А. Филлипенко)
и его правой рукой Полонием - настоящими хозяевами новой жизни. Масштабы трагедии
травестированы, Эльсинор из королевского замка превратился в заштатный мотель, расположенный
в глухой местности. Полоний облачен в униформу, напоминающую костюм швейцара.

Гамлет Райкина - хоть и человек "без кожи", но не он главный герой этого трагифарса:
клерки дорвались "до руля", они здесь "правят бал". Умный желчный Гамлет жаждет мщения,
и все здесь, "как на сопле", виснет "на крюках его вопросов". Единственное, что его
занимает - это "чья возьмет?" "Забавно будет, если сам подрывник/ Взлетит на воздух.
Я под их подкоп,/ Чтоб с места не сойти мне - вроюсь ниже/ И их взорву. Ну и переполох,/
Когда подвох наткнется на подвох..."

Это Гамлет двадцать первого века, Гамлет - "подрывник", Гамлет сегодняшнего дня,
без комплексов, гамлетизма и пыльной, 400-летней рефлексии.

Вот и "Шейлока" Стуруа уложил в одно компактное действо (в чем тоже сказался принцип
экономии формы). "Гамлет" и "Шейлок", как и многие другие спектакли Мастера, объединены
единством стилевой культуры, хотя есть в "Шейлоке" и нечто новое. На первый взгляд
все вроде бы "как всегда": и странные до комичности герои, и неоднозначный конец,
и поэзия межеумочности, и Венеция, с ее голубым весенним, мерцающим деревом, и надрывная
еврейская мелодия, и сверхмодный офисный антураж; есть даже крыса, символизирующая
духовное отщепенство героя. И все это, разумеется, перемешано, перетасовано, как
колода игральных карт: "верх" и "низ", "черное" и "белое", рождая карнавальность
мироощущения, столь приятную для Стуруа еще со времен его увлечения Бахтиным (http://www.agama.ru/r_club/journals/october/kurizin.htm).
(Есть здесь и прямое перебрасывание мостиков в день сегодняшний.)

Но может быть, самое замечательное в "Шейлоке" заключается в том, что картина мира,
объективно довольно неприглядная, одновременно показана еще и очень комичной, даже
смешной. Особое обаяние этого спектакля в терпимости, к которой призывает нас режиссер,
в терпимости и великодушии к тем, "другим".



Поиск по РЖ
http://russ.ru/search  
-------------------------------------------------------------
Приглашаем Вас принять участие в дискуссиях РЖ http://www.russ.ru/forums/ или высказать
свое мнение о журнале в целом в "Книге отзывов" http://russ.ru/forums/msg/945/945.html
-------------------------------------------------------------
(с) Русский Журнал. Перепечатка только по согласованию с редакцией. Подписка на регулярное
получение материалов Русского Журнала по e-mail
http://russ.ru/subscribe 
 
Контактный адрес: russ@russ.ru

-*--------------------------------------------------------------------------
http://subscribe.ru/              Relayed by Corbina http://www.corbina.ru
mailto:ask@subscribe.ru