Служба Рассылок Городского Кота

Русский Журнал. Круг чтения
http://russ.ru/krug
----------------------------------------------------------------------------
Все дискуссии "Круга чтения" http://russ.ru/forums/msg/936/936.html
Список рубрик РЖ http://russ.ru/journal/archives
Поиск по РЖ http://russ.ru/search
----------------------------------------------------------------------------
Книга на завтра
http://russ.ru/krug/kniga/current.htm

Инна Булкина

Еще раз о городе Х

Андрей Дмитриев. Закрытая книга. - М.: Вагриус, 2000.

...Говоря по совести, души этих людей нам неведомы, помыслы неясны в полной мере,
связь между причинами и следствиями их поступков лишь кажется нам очевидной...
"Воскобоев и Елизавета"

В изданную "Вагриусом" книжку вошли - в обратном порядке их журнальной публикации
- две повести и один роман. Первая (в этой последовательности) повесть "Поворот реки",
как ближе к концу выясняется, продолжает вторую - "Воскобоев и Елизавета", а роман
"Закрытая книга" ничего не продолжает, и даже неизменный город, средоточие всех дмитриевских
сюжетов, в этом романе не похож на узнаваемый (и узнанный всеми заинтересованными
лицами) Хнов повестей. Обуженный и сжатый до заштатного военного аэродрома (плюс
заказник, где ополоумевшие в глуши офицеры убивают животных и глушат рыбу, а потом
убивают себя - "Воскобоев и Елизавета"), в "Повороте реки" город "обрастает" окрестностями
- "за околицей" обретается целый мир, хоть и странный, но вполне человеческий, где
есть "волшебная гора", а на ней туберкулезный интернат, под горою большая река, по
ней ходят корабли, и дети машут им руками (привет из "Хновского Кибальчиша"), еще
там есть музей (он же монастырь - бывший и будущий), и в нем !
поблекшие от старости и сырости фрески. У Хнова появляется пространство и некоторый
намек на историю, здесь еще очень условный и схематический, как и отсылки на условное
мифотворчество автора "Волшебной горы".

Если не знать, что за Хновом повестей и городом "Закрытой книги" стоит один и тот
же Псков, легко решить, что это какой-нибудь другой город. Потому что у романного
города есть своя культурная история с географией, причем его реальная история и история
литературы естественным образом переплетены, а скрытые под литературными именами
Тынянов, Каверин, Шкловский и Зильбер сделаны из того же теста, что и их квазиреальный
сотоварищ В.В.

Собственно, я говорю о городском и - шире - пространственном сюжете дмитриевской
прозы, потому что о литературных ее сюжетах говорилось очень много. Очень хорошими
критиками. Ставить во главу угла литературные сюжеты, раскрывать цитаты и блуждать
по литературному лесу, окликая тексты, нас заставляет настоящая культурная ситуация,
понимаемая в каком бы то ни было - позитивном или негативном - контексте как "конец
прекрасной цитаты". Проза Дмитриева моментально стала актуальным полемическим аргументом
во всех этих играх и спорах: можно пойти по исхоженному пути и объявить, что Дмитриев
- в своем роде антисорокин, его обращение к литературной традиции филологично в буквальном
смысле (филология (греч.) - любовь к слову). Но это скучно. Это пахнет критиком Курицыным
и всегда модными, и всегда преходящими, разговорами о концах и началах - литературы
и всего остального-прочего.

Если продолжить (и закончить) речь о контраргументах, то дмитриевская проза находится
в русле той литературы, которая прежде всего "искусство слова", а не демонстрация
безъязычия, и "сделанная вещь" в этой "традиционной" литературе противостоит "автоматическому
письму", спонтанности и "недискретности" литературы существования (которая в свою
очередь попахивает нафталином, как французская культурная революция 60-х).

Но если отвлечься от настоящей ситуации и диктуемых ею сюжетов и аналогий, останется
привычная городская проза, и об этой городской прозе, равно как и о выстраиваемом
Андреем Дмитриевым литературном пространстве, имеет смысл говорить.

В русской литературе, как известно, правят бал три города: две вечно соперничающие
столицы и третий - некий отвлеченный Провинциальный Город.

Русский провинциальный город - отчасти условность, своего рода кунсткамера, собрание
типов и антиков - от Гоголя до Лескова и от Чехова до Добычина. От гоголевских марионеток
из "Ревизора" и до ходульных книжно-иллюстративных персонажей добычинского "Города
Эн" - здесь доминировало безликое "собирательное" лицо, речи были немногословны и
поступки алогичны. Уже островско-щедринская провинция превращается в собрание "свиных
рож", в "темное царство", и в этом смысле первая из "хновских" повестей - "Воскобоев
и Елизавета" с ее мрачным колоритом (в бурых и защитных тонах), кажется, более всего
характерна и отвечает такого рода ожиданиям. Притом, что навязчивая (и смутно увязанная
с сюжетом) литературная отсылка - к "Бедной Лизе" Карамзина - предполагает иную модель:
патриархальная идиллия, разрушаемая от столкновения с чужеродным (столичногородским,
цивилизованным) миром. На роль приезжего-разрушителя по этим канонам претендует литературный
критик Зоев, тот самый, который утверждал!
, что герои повести "не буквально живые люди, но литературные персонажи" и живут
они "не по законам... реальной жизни, но по законам литературного текста". Но вопреки
канонам (или тем самым "законам литературного текста"), столичный критик Зоев имеет
лишь косвенное отношение к хновской трагедии: титульный персонаж гибнет от утраты
чего-то большего, чем он сам и тесная, обуженная жизнь хновского гарнизона (как утрата
"й" в его "боевой" фамилии делает ее странной и бессмысленной, как битье воска -
хрупкого и вязкого одновременно), несчастный безумный корреспондент московского критика
пропадает как раз наоборот - от преизбытка, от неспособности вместить в эту самую
тесную жизнь другой мир, называемый здесь условно "Сокровищницей мировой литературы".
Возможно, сумасшедший майор-самоубийца и есть порождение критика Зоева - "жертва
неверной интерпретации". Самый "нелитературный" из хновских офицеров, полковник с
"говорящей" фамилией Живихин, вручает столичному "писателю" "полупрозра!
чные листы" - версию несчастного майора - и отправляется из "недостоверного Хнова"
на настоящую войну: дело происходит 31 декабря 1979 года.

Повесть заканчивается тем, что автобус с московским критиком удаляется из Хнова в
направлении столиц. Следующая повесть тоже начинается (и заканчивается) хновским
автобусом, но он движется в направлении прямо противоположном. Если Хнов первой повести
был провинцией по отношению к столицам, то место действия "Поворота реки" можно считать
хновской провинцией. В этом случае герои время от времени ездят в "город" или приезжают
из "города", и "город" этот - Хнов. Из "города" являются недостоверные женщины и
недостоверные книги, а главный герой здесь более всего напоминает какого-нибудь чеховского
провинциального доктора, речи его смутны и немногословны, причины и следствия поступков
малопонятны. Кажется, если пользоваться приемами добычинской прозы, эта книга (или
эта повесть) должна называться "Чехов".

И, наконец, последний роман с его обратно-каверинским названием (при этом сюжет очевидно
отсылает как раз к "Двум капитанам", а не к скучноватой "Открытой книге" об отважной
женщине-ученом). Здесь логика пространства доминирует, более того - она олицетворена
в главном персонаже - легендарном В.В., о котором мы узнаем прежде всего, что он
знаменитый на весь город учитель географии. И не то чтоб его ученики как-то исключительно
хорошо знали предмет, они влюблены в географию, как в своего рода миф, они культивируют
пространство - и в прямом, и в переносном смысле. Памятником этой культовой любви
стал МПК - "Музей природы края" на острове Качай: таким образом, надо думать, продолжается
идея консервации, идея закрытого и охраняемого пространства - заказника из первой
повести и музея-монастыря, особого, закрытого мира туберкулезного интерната из второй.

Другой герой "Закрытой книги" - собственно повествователь, "капитан", т.е. он в буквальном
смысле слова - капитан дальнего плавания. Предполагается, что рукопись романа написана
в гамбургском порту, где наш капитан фактически заперт, судно его арестовано и...
"В жизни не был я так свободен".

Такой вот абсурдный пространственный сюжет. Если следовать хронологической логике,
т.е. читать повести и роман в порядке их изначальной публикации - как мы только что
и попытались сделать, - хновское пространство расширяется: от закрытого гарнизона
до некой всемирной географии. Из города "Закрытой книги" становится "видно далеко,
во все стороны света". (Да только сам он видится повествователю "из прекрасного далека"
- из тесной каюты, а каюта на судне, а судно заперто в порту, а порт в Гамбурге.)

Но в издании "Вагриуса" порядок размещения - прямо противоположный хронологическому,
и пространство, а вместе с ним сюжет и угол зрения, сворачивается как раковина, и
само заглавие приобретает некий метафорический смысл. Из романного города мы в конечном
счете попадаем в гарнизонный Хнов, сюжеты не разворачиваются, а замыкаются, а "связь
между причинами и следствиями" становится все менее очевидной. Фраза о "неведомых
душах" и "неясных помыслах", выбранная здесь эпиграфом, принадлежит критику Зоеву.
Таким образом он объяснял своему хновскому визави, чем отличается литература от жизни
и почему невозможно и бессмысленно искать здесь привычных объяснений и бытовой логики.
Это и можно было бы считать авторским "ответом на критики", потому как самый распространенный
упрек Дмитриеву-романисту - неоправданные сюжетные нагромождения и неувязки. Благожелательный
к Дмитриеву Александр Архангельский объясняет это тем, что сюжет "Закрытой книги"
определяют герои, а не события, а один из п!
ерсонажей романа, поручик Новоржевский (он же Виктор Шкловский), называл такие романы
фабульными.

На самом деле, очень странное и неблагодарное занятие - рассуждать о животрепещущей
литературе. Может, все дело в том, что автор просто слаб в сюжетосложении, взялся
писать большой роман - историю семейства в трех поколениях, вместо привычной повести
о хновском учителе географии. И все же есть смысл стать в позицию истории литературы
и, отрешившись от сиюминутной оценочности, задуматься над очевидной провинциальной
доминантой нынешней российской прозы. Возможно, заштатный Хнов и есть та самая "закрытая
книга", души его обитателей нам неведомы, а помыслы неясны. А история - литературная
и не только - происходит там.

----------------------------------------------------------------------------
Дискуссии рубрики "Круг чтения":
Творчество Виктора Пелевина
Новые книги
Чей это портрет?
http://russ.ru/forums/msg/936/936.html

Книга на завтра http://russ.ru/krug/kniga/current.htm
Выбор Пушкина http://russ.ru/krug/vybor
Чтение без разбору http://russ.ru/krug/razbor
Новости электронных библиотек http://russ.ru/biblio

Авторы Русского Журнала. Досье http://russ.ru/journal/dosie

Гуманитарные ресурсы России http://russ.ru/info

----------------------------------------------------------------------------
Вы можете написать отзыв на каждую публикацию РЖ на сервере http://russ.ru или высказать
свое мнение о журнале в целом в "Книге отзывов" http://russ.ru/forums/msg/945/945.html
----------------------------------------------------------------------------
(с) Русский Журнал. Перепечатка только по согласованию с редакцией.
Подписывайтесь на регулярное получение материалов
Русского Журнала по e-mail: http://russ.ru/subscribe/
Russian Journal   mailto:russ@russ.ru    http://russ.ru/