"Defixiones
делались из камня и ставились в изголовьях могил. Они означали предупреждение: не
ройтесь в могилах. Те Defixiones, которые интересуют меня, угрожали туркам,
дабы те не раскапывали могилы армян или греков".
Этой каменной угрозе и было посвящено многооктавное, многоязычное московское выступление
греческой певицы Диаманды Галас, называвшееся Defixiones: Will and Testament
(т.е. завещание и свидетельство).
Галас, помимо всего прочего, - политическая активистка, и во множестве громких
интервью уже достаточно нашумела по поводу того, что она хочет выразить в своем новом
альбоме и чего она требует от зрителей и от мира. Если ее прежние альбомы сопровождались
публичными акциями против СПИДа и против "спидофобии", то нынешнему проекту предшествовало
множество описаний армянского и греческого геноцида 1915 года, отраженного в армянских
и греческих стихах, для которых Галас создала столь подходящую музыку. И не напрасно:
выяснялось, что есть образованные люди, впервые слышащие об армянской резне.
Тем не менее, когда одинокая длинная фигура в простом черном платье с черными
волосами и с огненными черными глазами тихо, почти скромно, выходит на тусклую сцену
и начинает петь пронзительным голосом какие-то нездешние восточные мотивы, полные
человеческого отчаянья, слова становятся не важны. Важнее всего был сам необыкновенный,
режущий по живому голос Галас. Первая нота уже выражала все - поэтому не требовалось
ни переводов, ни объяснений, ни вступительных речей.
Сперва прозвучало несколько песен, которые Галас пела без аккомпанемента на каких-то
восточных языках (иногда таинственно вмешивался записанный женский голос, читающий
что-то по-армянски). Эти песни с восточными модуляциями - часть давней музыкальной
культуры (так называемая rembetika) армянских, греческих, тюркских и прочих меньшинств,
которые цыганствовали по Ближнему Востоку.
Потом Галас пела под собственный аккомпанемент (роялем она владеет так же виртуозно,
как голосом), а каждая песня приобретала характер и силу каждого языка, на котором
она исполнялась. Галас пела по-французски (возможно, опять своего любимого поэта,
Шарля Бодлера), по-немецки, по-испански, по-английски... В одной из последних блюзовых
баллад, спетых голосом истинной негритянки, прозвучали слова: "Боже, когда меня
не станет, пусть могила моя будет чиста".
Галас сама говорила, что непонимание языка дает слушателям возможность сосредоточиться
на звуке, и доказала это. Все, что ей нужно, она выражает пением. А что именно -
свидетельство ли человеческих страданий или определенные политические требования
- можно только услышать.