Спасибо, любимые; спасибо. Спасибо, что победил не "Старик Хоттабыч". После "Тимура" я от вас ждала чего угодно. Спасибо, спасибо еще раз.
Самое удивительное - победил даже не Акунин. Блок победил. Вот интересно: это - явление бессознатeльно-интертекстового восприятия? Имеет победа Блока отношение к разговорам о Мережковских, или, что еще вероятнее, к лейбовским крестьянам, - или это сам ходок к труду зловонными дворами так у нас популярен? В любом случае - ура, ура. Прогресс.
От Блока у нас есть пять ходов; проголосуем и начнем разбор полетов. Я решила предложить на этот раз сплошную интеллектуальную фантастику. Развлечемся.
Поехали дальше. С пирожками туго; не думала я, что такие нежные пирожки окажутся не по зубам таким интеллектуальным читателям... Дам один пирожок там, где на самом деле полагалось бы полпирожка; но безрыбье - оно и есть безрыбье. Пирожок этот получает у нас Алекс, написавший в ответ на первую загадку ("Как "Шинель" Гоголя связана с творчеством Войновича?") следующее:
"Желание обладать шинелью корреспондируется с обладанием дефицитной шапкой ("кот домашний средней пушистости") Войновича"
.
Речь идет о романе "Шапка"; про полпирожка я говорила ввиду схематичности ответа. А на вторую загадку ("А конкретнее?") не ответил вообще никто. Мной же подразумевался тот факт, что в первом издании "Шапки" стоял эпиграф "Эта шапка сшита из "Шинели" Гоголя". Потом автор эпиграф убрал; почему - не знаю. Так или иначе - ноль пирожков за ноль правильных ответов.
С пирожковым тарифом я разобралась, кстати: буду давать 3 пирожка за хорошую цепочку, 2 - за сложную загадку, 1 - за простую; возможны, естественно, варианты. Приглашаю всех. На данный момент ситуация в булочной такова:
- Алексей Карант - 3 пирожка
- Алекс - 1 пирожок
Негусто. И невесело.
Ладно, бог с ними пока, с загадками. Займемся непосредственно цепочками. На данный момент схема у нас выглядит так:
Соответственно, сегодня будем строить цепочку от "Ожога" к "Двенадцати".
Первая мысль у меня была - перейти от "Ожога" прямо к "Белым одеждам" Дудинцева. Переходов там два, первый очевидный, второй неочевидный. Однако "Белые одежды" завели меня в какие-то дикие дебри, и я сдалась, избрав другой путь. Тому, кто покажет переходы от "Ожога" к "Одеждам", дам по два пирожка за каждый; а кто сможет построить целую цепочку через "Одежды" - дам целых четыре пирожка: лично у меня вот не получилось...
В результате я решила забыть о Дудинцеве и отталкиваться от Маяковского, коего в "Oжоге" видимо-невидимо и еще немножко; Толька фон Штейнбок так вот себя и называет - "юноша-маяковский", и подражает, и завидует, и все такое. Волю означает для него Маяковский, и силу, и любовь, и идеалы, и пламень. Это - опора; а ход я делаю Цветаевой, посвятившей Маяковскому цикл, препарированный разными препараторами раз триста. В частности, Марина Ивановна вольно сравнивает Маяковского с Разиным, сетуя на неумение поэта устроить свою сложную личную жизнь:
И полушки не поставишь На такого главаря. Лодка-то твоя, товарищ, Из какого словаря? В лодке, да еще любовной, Опрокинуться - скандал! Разин - чем тебе не ровня? - Лучше с бытом совладал!
Трудно сказать, советует здесь ли Цветаева покойному поэту утопить Лилю Брик. Если и да - то не в этом стихотворении, а в другом (делаем ход), в цикле "Стенька Разин"1, том самом, где "не поладила ты с нашею постелью, // так поладь, собака, с нашею купелью". Правильно, нечего ломаться: а ля гер ком а ля гер, персияночка-полоняночка. Правда, потом она, по цветаевской версии, возвращается к Разину в кошмарах, грозится мстительно прийти за башмачком, вообще всячески травит душу. Сон Разина рождает чудовищ, одним словом. Мне даже хотелось пойти отсюда не то опять к "Шинели", где упокойник является за недостающим предметом гардероба, не то к "Золушке". (У Цветаевой: "Кто красавицу захочет в башмачке одном?"; так и представляешь себе: зрительный зал ТЮЗа - "Приииинц!", одинокий взрослый голос с галерки - "Да хоть босую!".) Но это был бы очень кружной путь, тем паче - мы почти у цели.
Все интерпретаторы сказов о Стеньке2 выбирают по своему вкусу одну из трех версий ответа на вопрос "Почему Разин утопил княжну?". Одна версия - как у Цветаевой, за сопротивление атамановой ласке; вторая - в качестве жертвоприношения Волге-реке, от которой Разин видел так много хорошего. Третья же рассматривается в приписываемой народу песне Дмитрия Садовникова"Из-за острова на стрежень", которой мы сейчас и сделаем следующий ход.
Здесь вроде персиянка ведет себя просто прелестно, так прелестно, что атаман втюривается в нее по уши и, видимо, нестерпимо сюсюкает, ибо вызывает на себя гнев дружины:
Позади их слышен ропот: "Нас на бабу променял, Только ночь с ней провожжался - Сам наутро бабой стал".
Этого Разин стерпеть не может - и бросает красавицу "в надлежащую волну", дабы сохранить единство со своей дружиной:
Чтобы не было раздора Между вольными людьми, Волга, Волга, мать родная, Ты красавицу прийми!
Не променял, как сказали бы Вайль с Генисом, "друзей на бабу". Друзья, правда, сами от такого жеста слегка офигели, а атаман говорит:
Что ж вы, братцы, приуныли? Эй ты, Федька, черт, пляши! Грянем песню удалую За помин ее души!
Такие вот христианские дела. А теперь смотрим направо:
- Что, товарищ, ты не весел? - Что, дружок, оторопел? - Что, Петруха, нос повесил, Или Катьку пожалел? - Ох, товарищи, родные, Эту девку я любил... Ночки черные, хмельные С этой девкой проводил...
Наш любимый цвет, наш любимый размер, наша любимая аллюзия: убил Петруха Катьку в угоду своей дружине, вскинул головку, опять повеселал и вдаль пошел державным шагом. И мы с ним заодно пришли в "Двенадцать", подталкиваемые революционными штыками...
Итого: цепочка вышла на сей раз необычная: во-первых, сравнительно короткая, во-вторых, вся в пределах русской литературы, а в-третьих - с переходом между двумя работами одного автора:
Аксенов // Ожог -> Цветаева // Маяковскому -> Цветаева // Разин -> Садовников // Песня о Стеньке Разине -> Блок // Двенадцать