Последние новости

https://ru-wodehouse.livejournal.com/13709.html
2009-04-02 20:44 jaxe
Я знаю, это жизнелюбивое сообщество, и все такое. Но. 
Сегодня умерла Наталья Трауберг - человек, создавший русского Вудхауза. Великий переводчик, много десятилетий пытавшийся объяснить миру, что лучшее в английской литературе прошлого века – это Честертон и Вудхауз.
RIP

Timbales de ris de veau toulousaine
2009-03-04 12:30 yarmakhov
В четвертой серии первого сезона в кадре появляется один из символов Дживсианы – блюдо, приготовленное французским поваром Анатолем - Timbales de ris de veau toulousaine.

Строго говоря, несчастные страдальцы того злополучного ужина – Таппи, Гасси и Тетя Делия - по тексту "Right Ho, Jeeves" должны были отказываться от чего-то другого, но создатели фильма решили, что без "культового" Timbales de ris de veau toulousaine" - блюда, встречающегося на страницах произведений Вудхауса чаще других - сцена этого ужина обойтись не могла.



Как мы видим, к столу подается некое блюдо в виде зеленоватого куличика с подливкой, которое половина ужинающих с явным удовольствием уплетают, а вторая половина - только страдальчески наблюдает. Попробуем разобраться с тем, что это блюдо из себя представляет. Прежде всего, нужно понимать, что в его названии на вопрос "Что?" отвечает только вторая часть (ris de veau), первая часть – Timbale - отвечает на вопрос "Каким образом?", а третья – toulousaine – отвечает на вопрос "Как?".

Французское слово Timbale произошло от греческого Tympanon, которое означало простейший музыкальный инструмент в виде деревянного или металлического обода, обтянутого овечьей кожей – проще говоря, бубен.



Простота изготовления, обилие подручных средств и отсутствие необходимости в каком-либо музыкальном образовании для исполнения на нем самых сложных музыкальных произведений, привели к повсеместному распостранению тимпанонов не только в Древней Греции, но и в ее ближайших и удаленных окресностях. Греки и арабы, персы и галлы, испанцы и кельты использовали тимпаноны (называя их всякий по своему) по прямому назначению на протяжении многих столетий, пока не пришли итальянцы со своим извечным вопросом: "Что же мы будем делать с нашей пастой aka макаронами?"

Первым делом итальянцы начали называть тимпанон "Timpano", вторым – использовать его как форму, в которое они закладывали (конечно же) пасту, которая при запекании затвердевала и превращалась в твердую корочку - и всякую всячину - мясо, сыр, лук, перец, чеснок, оливки, яйца и т.д. и т.п. Состав и дозировка ингредиентов варьировался очень широко и едва ли не в каждой итальянской деревне 15 века существовал свой рецепт тимпано. Неизменным оставалось только одно – круглая высокая форма, в которой его и запекали. Со временем форму эту стали делать целиком металлической или керамической - и свои музыкальные свойства она стала потихоньку утрачивать, однако название осталось.

К слову, это блюдо сохранилось и поныне. И даже стало главным героем фильма "The Big Night" (1996)




Интересующимся процессом приготовления Тимпано – сюда:



Тимпано оставалось бы исключительно итальянским блюдом, если бы в кулинарию не вмешалась политика.



В 1600 году дочь итальянсого герцога Франческо Тосканского двадцатипятилетняя Мария Медичи вышла замуж за короля Франции Генриха IV. В Париж она приехала c целым штатом слуг и поваров, которые должны были скрасить горечь ее положения на чужбине. Отношения с мужем у нее не очень складывались (злые языки утверждали, что она была причастная к его безвременной кончине в 1610 г.) и поэтому больше времени она уделяла не двору, а кухне, в результате чего вовремя не успела распознать подлую сущность Армана Жана де Плесси, возвышению которого она же и способствовала и который и стал во время королевства Людовика XIII фактическим правителем Франции под именем кардинала Ришелье.

Мария находила утешение за обеденным столом. Стареющих итальянских слуг на кухне сменяли молодые французские. Им было чему учиться. У семейства Медичи была слава людей, весьма сведущих в гастрономии. Именно они ввели в обиход французского быта вилки, глубокие тарелки, мороженое, артишоки и многое другое. Одним из помошников повара при дворе Марии стал молодой французский паренек Франсуа Варенн (François Pierre de la Varenne).

Он быстро схватывал все новое, не боялся экспериментировать и, когда на трон взошел Людовик XIV – король, отличавшийся не только сиятельной внешностью, но и отменным аппетитом, выяснилось, что Франсуа, освоивший итальянскую кухню при дворе Медичи и хорошо знавший местные французские блюда, как нельзя лучше подходит на роль королевского повара.



Варенн и стал тем человеком, с которого началась "высокая мода" французской кулинарии (считается, что она началась с издания в 1651 году Варенном первой французской кулинарной книги "'La Cuisinier François'). Именно Варенн оформил разрыв французской кухни со средневековой кулинарной традцией.



Отличительной чертой средневекового стола было обилие мяса, прежде всего дичи (диких кабанов в лесах в те времена было больше, чем людей в городах), которое готовилось, как правило просто – зажариванием на вертеле, но обязательно в больших количествах.. И обязательно с большим количеством приправ – перца, корицы, гвоздики, мускатного ореха, имбиря. Отчасти это было показателем "крутизны" хозяина, ибо пряности привозились с Востока, были дороги и являлись предметом роскоши, а отчасти помогало отбить собственный вкус продукта, который в большинстве случаев был далеко не идеален. Технологии хранения свежего мяса не существовало и провизия портилась быстро.

При дворе Людовика XIV ситуация резко изменилась. На смену обилию и пряному вкусу пришли утонченность и изысканность. Для этого потребовались новые продукты и новые инструменты. Для начала пришлось сделать полную ревизию кухонного хозяйства. Итальянским, испанским, немецким блюдам и кухонной утвари подбирались французские названия, а заодно производилась их модернизация и приспособление их под нужды новой французской кухни. Под эту ревизию попал и итальянский Timpano.

Теперь его стали называть, на французский манер, "Timbale". О том, чтобы изготовлять блюда королевской кухни в пастушеском бубне, не могло идти и речи. Размеры, форма и даже орнамент тимбаля стали предметом кулинарного искусства, для которого существовали свои стандарты. Тимбаль представлял собой достаточно небольшого размера металлический стаканчик, предназначенный, прежде всего, для придания характерной формы "куличика" запекаемым блюдам.





Но изменилась не только форма. Изменилось и содержание. Жареного кабана в тимбаль запихивать никто уже, естественно, не собирался. При дворе Людовика XIV в моду стали входить блюда из "отборных" продуктов – печени гуся, петушных гребешков, зобных желез теленка и т.д, изготовление которых теперь стало включать длительные процедуры разделки и обработки.

Вкус продукта теперь не должно был теперь перекрываться пряностью. Напротив, стал цениться собственный вкус, акцентированный соусом, который становился теперь ключевым компонентом французской кулинарии. Стремлением хорошего повара стало не накормить клиента до отвала, а дать ему почувствовать или, как тогда говорили, "оживить" вкус. Таковым оживителем вкуса и стало блюдо под названием "ragout" – что, собственно, это и означало.

Основу для рагу в семнадцатом веке неизменно составляли отваренные и измельченные петушиные гребешки, печень и почки домашней птицы, а также грибы. Но для того, чтобы блюдо становилось тем, чем оно должно было быть, в него необходимо было добавить соответствующий соус. Заслуга в изобретении соуса, который лег в основу всех других соусов "высокой" французской кухни, принадлежит все тому же Франсуа Варенну. Однако носит он имя совсем другого человека.



Луис Бешамель (Louis de Béchameil) родился в 1630 году в семье просто горожанина. Однако прирожденные способности и умение ориентироваться в ситуации позволили ему сделать карьеру финансиста (особенно преуспел Бешамель в деле реформирования системы налогового законодательства). Доходы его были таковы, что в 1697 году он мог позволить себе купить дворянский титул, что он и сделал, став маркизом Бешамель де Нуантель. Таланты Бешамеля стали известны королю и он сделал его своим казначеем, мажордомом - распорядителем штата слуг, обслуживающих дворец и одним из самых влиятельных вельмож того времени. Так Бешамель стал начальником над великим шефом Франсуа Варенном.

Жить с начальником лучше в дружбе, чем во вражде – это правило было справедливо при дворе Людовика, как впрочем, и во все другие времена. И поэтому, когда Варенн изобрел главный соус своей жизни, он назвал его "Соусом Бешамель". Варенн распустил в сотейнике сливочное масло, добавил туда немного муки, прогрел до желтизны (этот субстрат называется roux), влил столовую ложку молока добавил немного соли и белого перца. Получившийся белый соус Варенн и назвал "бешамелем". (Чуть в сотейник стали запускать луковицу, утыканную черенками гвоздики). Кому интересно попробовать – смотрим здесь.



Рагу с добавлением соуса бешамель при дворе стали называть "рагу от финансиста" – (ragout financier), намекая на основной род занятий маркиза Бешамеля. По прошествии более трехста лет личность его стала забываться и англоязычные труженики общепита зачастую называют соус бешамель "Beach Camel Sauce" – ставя, тем самым в тупик клиентов фактом наличия в их тарелке некоего "пляжного верблюда".

Гурманский гарнир не будешь есть с чем попало. Для него нужно гурманское основное блюдо – каковым является приготовленная зобная железа теленка. У взрослого животного эта железа атрофируется – для приготовления блюда подходит только мясо теленка, действительно сладковатое на вкус, откуда и английское название – sweetbreads.

В Англии это блюдо чаще называли на французский манер, что дало в 1911 году повод Амбросу Бирсу в своем "Словаре дьявола" писать, что "ris de veau à la financière" – это отнюдь не смех теленка над банкиршией, а нечто другое (французское слово ris кроме железы, действительно означает еще и смех). Вудхаус же сделал это, поистине королевское блюдо одним из коронных номеров Анатоля.

То, что повар тети Делии – француз, глубоко не случайно. Еще Вольтер писал, что англичан двадцать пять религиозных сект, но всего один рецепт соуса (во Франции к тому времени их было несколько сотен. Не удивительно, что английские трактиры со временем преобразовались в клубы, а французские - в рестораны). Джером К. Джером, несомненно, знакомый с французским рагу, описывая рецепт ирландского рагу, предлагал просто кидать в кастрюлю, все что попадется под руку.

Итак, вершина же кулинарного творчества - Анатоля - Timbales de ris de veau toulousaine (к слову, любимое блюдо английского короля Эдварда) – представлял собой очень похожее на ris de veau à la financière, но все-таки другое блюдо. Отличалось оно, прежде всего соусом. Если вкус ris de veau à la financière определяет соус бешамель, то ris de veau toulousaine задается другим – а именно, тулузским соусом. В отличие от бешамеля, в состав тулузского соуса входили трюфеля, яичный желток и вино. Тулузским он назывался, судя по всему потому, что этот район Франции издавна являлся центром птицеводства и в нем в изобилии находили трюфеля.

Итак, мы добрались до главного – до рецепта (ингредиенты – из расчета на одну порцию).

Готовим тулузский соус.

Разводим в сотейнике слабый куриный бульон (примерно три стакана). Добавляем мелко нарезанные трюфель, лук, петрушку, соль. Держим на огне 15 минут. Выключаем огонь. Вливаем .две столовые ложки белого вина и процеживаем. Добавляем яичный желток и тщательно вымешиваем, не давая желтку загустеть. Выливаем в соус две столовые ложки сливок. Нагреваем, не доводя до кипения.

Готовим начинку для тимбаля.

Берем петушиные гребешки (из расчета 50 грамм на человека). Протыкаем иголкой, помещаем на час в проточную воду, чтобы выпустить кровь, после чего ошпариваем и счищаем с них кожу. Вымачиваем гребешки в холодной воде (пока не побелеют) и варим в курином бульоне в течение получаса. После этого сливаем воду и остужаем.

Берем телячьи зобные железы (примерно 250 г. на порцию). Вымачиваем в холодной воде в течение 4 часов, после чего ошпариваем в кипятке, остужаем и очищаем от пленок.

В сковороде растапливаем 100 грамм масла, крошим туда лук и морковь и обжариваем до золотистого цвета. Добавляем растолченную головку чеснока. Кладем в сковороду мясо и обжариваем. Поливаем куриным бульоном и тушим в течение 10 минут. Вынимаем мясо и откладываем в сторону. Сливаем воду с тушеных овощей, остужаем их, измельчаем, добавляем мелко нарезанный трюфель и заправляем их сметаной. Обжариваем на небольшом количестве жира куриные почки и печень, петушиные гребешки и грибы. Нарезаем мясо и смешиваем с другими ингредиентами.

Обмазываем форму (тимбаль) изнутри кулинарным жиром. Посыпаем измельченным базиликом и петрушкой. Закладываем внутрь подготовленную начинку, и закладываем в духовку примерно на час. Вынимаем и аккуратно выкладываем содержимое тимбаля на тарелку. Поливаем соусом.

Timbales de ris de veau toulousaine готов.

Sonny Boy
2009-02-15 10:37 yarmakhov
Во второй серии Вустер оказывается в непростой ситуации. Его друг Таппи Глоссоп (по книге, кстати – племянник сэра Родерика Глоссопа – в фильме это особенно не афишируется) просит его помочь ему произвести благоприятное впечатление на певицу Кору Берринджер, в которую он влюблен. С другой стороны, тетя Делия просит Берти расстроить таппин роман, поскольку из-за него страдает тетина дочь - Анджела, с которой Таппи помолвлен. В голове Дживса рождается план, связанный с тем, что Берти должен спеть со сцены ту же песню, что и Таппи, чтобы публика потеряла к ней интерес и Таппи на глазах у Коры попал впросак. Тут все пока по-нашему, по-вудхаусовскому (весь эпизод довольно точно следует сюжету рассказа "The Song of Songs"). Однако и здесь не обходится без загадок.



Почему-то выясняется, что петь надо обязательно песню "Sonny Boy" - причем это даже не обсуждается. Выйдя на сцену, Берти ведет себя весьма необычно. И без того не обделенный богатой мимикой, Хью неестественно выпучивает глаза, чрезмерно артикулирует каждый звук, выделывает какие-то непонятные пасы руками (как будто поглаживает воображаемый арбуз), делает драматические паузы, придает песне какую-то аритмичность, в отдельных местах переходя едва ли не на речитатив - как будто пытается донести до публики некую очень важную весть.

<>

При этом сама песня и по музыке и по содержанию оказывается, мягко говоря, странноватой.

Climb up on my knee Sonny Boy
Though you're only three Sonny Boy
You've no way of knowing
There's no way of showing
What you mean to me Sonny Boy.

When there are grey skies,
I don't mind the grey skies.
You make them blue Sonny Boy.
Friends may foresake me.
Let them all foresake me.
I still have you Sonny Boy.

You're sent from heaven
And I know your worth.
You made a heaven
For me here on earth.

When I'm old and grey dear
Promise you won't stray dear
For I love you so Sonny Boy.

When there are grey skies,
I don't mind grey skies.
You make them blue Sonny Boy.
Friends may foresake me.
Let them all foresake me.
I still have you Sonny Boy.

You're sent from heaven
And I know your worth.
You've made a heaven
For me here on earth.

And the angels grew lonely
Took you because they were lonely
I'm lonely too Sonny Boy.

Ангелы, небеса, которые то сереют, то голубеют, трехлетний сынок, ползающий по коленям – и это после "Minnie the Moocher" и "Сорока семи рыжих моряков?" Похоже, кто-то над кем-то тут крупно подшутил. Осталось понять кто и над кем.



Айса Йоельсон родился в 1885 году в местечке Середняки Ковенской губернии на границе Российской империи. Айсин папа – Мозес Рубен Йоельсон служил кантором в местной синагоге, – где пел с прихожанами еврейские священные гимны, а заодно учил пению своих детей, особое внимание уделяя сыновьям – старшему – Гиршу и младшему – Айсе. Мозес хотел, чтобы сыновья, как и он, стали канторами – и учил их делать все правильно. У него была специальная деревянная палочка, которой он поднимал сыновьям небо при пении – чтобы голос становился сильным и чистым. Работа кантора особо прибыльной не была, семья бедствовала и в 1891 году Мозес решился на отчаянный шаг. Вместе с артелью плотовщиков он переправился через Неман (попав, таким образом, в Пруссию) и направился в Гамбург, где ему удалось сесть на пароход, направлявшийся в Америку. Америка оказалась не такой сказочной страной, какой она представлялась Мозесу из Середняков – однако, поскитавшись некоторое время, он сумел таки устроиться кантором в синагогу города Вашингтона (который Ди-Си) и через три года скопить достаточно денег, чтобы перевезти к себе свою семью из России. Так девятилетний Айса оказался в Америке.

Однако мытарства семьи Йоельсонов на этом не закончились – они лишь начинались. Заболела и, прожив в Америке меньше года, умерла мать Айсы. Отец женился второй раз, но отношения с мачехой у сыновей не сложились. Сначала Гирш, а затем и Айса (которому было в тот момент одиннадцать лет) удрали из дома и отправились в Нью-Йорк. Первое время им приходилось спать на улице, перебиваться случайными подработками, потом – работать газетчиками и даже поющими официантами (!), пока Айсе не улыбнулась удача. Его взял в свое шоу Лью Докстадер (Lew Dokstader).

Лью был одним из последних представителей великого племени чернолицых минестрелей, расцвет которого пришелся на 1840 годы. Минестрели (ими были исключительно белые актеры, мазавшие лицо и руки жженой пробкой) веселили публику, показывая незатейливые сценки из жизни афроамериканских негров и о том, как весело живется им на плантациях, распевая свои песни и выплясывая танцы. К песням и танцам негров шоу минестрелей имели очень малое отношение, но за неимением лучшего, сходило и это. В девятнадцатом веке труппы бродячих менестрелей исчислялись тысячами - они колесили по городам и весям, а некоторые умудрялись заезжать и весьма далеко - году в 1860 году одна такая труппа давала выступление аж в самом Лондоне (про выступление членов клуба The Drones под чернолицыми масками минестрелей рассказывает пятый эпизод второго сезона). А потом пришел кинематограф и всех разогнал. Дольше всех трепыхался Лью Докстадер – смешной человечек в мешковатом костюме.



К нему то и прибился Айса. Оказалось, что деревянная палочка папы Мозеса сделала свое дело. Голос у него действительно был сильный и чистый. К тому же Айса, как выяснилось был прирожденным актером – на сцене он умел делать все. В 1911 году на выступление Айсы случайно попали братья Шуманы - владельцы нескольких нью-йоркских театров и, к слову, злейшие конкуренты Эйба Эрлангера. Талантом Айсы они были потрясены настолько, что тут же перекупили у Докстадера Айсин контракт, а заодно купили у него и все его шоу. Теперь Айсе был открыт путь на большую нью-йоркскую сцену. Только вот имя – Айса Йоэльсон – было каким-то не очень сценическим. Айса стал Элом Джолсоном - для друзей – Джоли. К слову, одним из таких друзей был Бадди Де Сильва (Buddy De Sylva), талантливый сочинитель песен, с которым Эл познакомился во время своих калифорнийских гастролей и вытащил из этой захудалой Калифорнии в процветающий Нью-Йорк, где тот и занялся своим прямым делом – сочинением песен, которые Эл, к удовольствию публики, и исполнял.



Очень скоро на бродвейской сцене Джолсон стал не просто популярен, а даже не просто суперпопулярен, он стал просто Первым. Первым среди современников и первым в череде поп идолов Америки. Фрэнк Синатра, Бинг Кросби и Элвис Пресли тоже были первыми – но уже потом. Именно для Джолсона писали самые талантливые композиторы того времени.



И именно для него был построен театр, носящий скромное имя – "Al Jolson Theatre".

От своего "минестрельного периода" Эл оставил своей "чернолицый" образ. То, что он делал, начиная с 1911 года отношения к шоу минестрелей уже не имело, однако перед выступлением Эл неизбежно накладывал на лицо черный грим. С годами сформировались и остальные черты исполнительской манеры Джолсона - энергичная, где-то даже гипертрофированная артикуляция, активная жестикуляция, несколько аритмическая подача песни, в наиболее драматические моменты переходящая на речитатив.




Все было хорошо. Только вот отношения с отцом никак не складывались. Мозес Йоэльсон продолжал верить, что Айса должен вернуться в синагогу и петь там еврейские гимны, что в планы Эла никак не входило.

В 1920 году на концерте Эла Джолсона побывал писатель Самсон Рафаэлсон. После концерта они познакомились, разговорились и Джолсон рассказал Сэму историю своей жизни. Сэм, в свою очередь весьма ей впечатлился и написал рассказ "The Day of Atonement" (День Всепрощения). По сюжету главный герой рассказа - Джеки Рабинович (!) в юном возрасте сбегает из дому, чтобы начать петь на сцене. Отец – кантор Рабинович – отказывается простить сына. Джеки берут в лучшее бродвейское шоу и тут выясняется, что отец его серьезно болен и некому петь молитвы на празднике Йом-Киппур. Джеки разрывается надвое, но в конце концов поет свои песни на бродвейском концерте и затем мчится в синагогу и ведет службу. Отец тронут, Джеки прощен.

В 1925 году по рассказу Рафаэлсона было написано либретто для шоу "Jazz Singer", которое с успехом шло на Бродвее. Главную роль в нем играл Джордж Джессел (George Jessel) и именно к нему обратились братья Уорнеры с предложением исполнить роль Джеки в звуковом фильме, который они собирались снимать. Что такое звуковое кино, толком тогда никто не знал и в коммерческий успех этого предприятия мало верил. "Это будет стоить вам 100 000 долларов" - сказал Джессел, назвав абсолютно заоблачную по тем временам для роли актера кино сумму. "За такую сумму мы можем позвать самого Джолсона" – подумали братья Уорнеры, у которых этих денег все равно не было.



Узнав про проект, Джолсон откликнулся на него с огромным энтузиазмом. Он не только бесплатно снялся в главной роли, но и профинансировал все съемки фильма - он тогда уже мог себе это позволить. Кусал ли себе Джессел локти? Ему стоило это делать. Про него мы теперь знаем, что он, кажется неплохо произносил тосты на всяких околополитических вечеринках, а Эл Джолсон вошел в историю как первая звезда звукового кинематографа.



Успех Певца Джаза был огромен. Публика толпами валила в кинотеатры и требовала новых talkies. Оборудование для звуковых фильмов начали покупать кинопрокатчики во всем мире. Поэтому практически сразу после Певца Джаза Джолсон принялся за новую роль – в фильме "The Singing Fool". Снимали фильм те же братья Ворнеры. Сценарий был написан быстро. По сюжету поющий официант Стоун делает карьеру бродвейского певца, разрываясь между сценой и своим тяжело больным трехлетним сыном, которого он нежно любит. При съемках фильма возникла одна закавыка - Элу не понравилась титульная песня. И тут он вспомнил про своего старого друга – Бадди Сильву и его умение сочинять песни под заказ.



Эл тут же позвонил ему и сказал о том, что ему нужно. "Бадди, мне нужна песня, но такая, чтобы ОНИ все рыдали". Нельзя сказать, что такой заказ сильно обрадовал Бадди. На дворе была эра свинга и писать сентиментальную разлюли-малину ему не очень то хотелось. Но, с одной стороны, Эл был его старым другом, с другой стороны, он обладал очень полезным талантом – превращать в шедевр любой музыкальный материал, с которым работал. Поэтому Бадди быстро перешел к делу. "Сколько лет мальчику?" – спросил он. "Три" – ответил Эл. "Где находится мальчик?" – "Ползает у меня на коленях". "ОК. Вот тебе начало песни - Climb up on my knee Sonny Boy...You're only three Sonny Boy. Берешь?" – "Беру."

И тогда вместе со своими подельщиками Брауном и Хендерсоном Де Сильва сочинил … не песню, а пародию, чистейшей воды стеб. Он напихал туда все возможные стереотипы сентиментального музыкотворчества – неожиданно голубеющие серые облака, стонущие одинокие ангелы, вопли об одиночестве. Сочинение этого "шедевра" заняло у веселой компании от силы пол часа. Они были в полной уверенности, что ознакомившись с песней, Эл откажется от своей затеи и даже не стали ставить на нотах свои имена, ограничившись псевдонимом - Elmer Colby.

Но… таков был талант Эла, что он мог превратить в хит все, что угодно – даже гнусную пародию, вышедшую из под глумливых перьев Сильвы, Брауна и Хендерсона. Песня вошла в фильм, Эл пел ее, держа на коленях куклу, завернутую в тряпки и плакал при этом настоящими слезами.



Именно "Singing Fool" стал первым звуковым фильмом, показанным во всем мире.
Песня "Sonny Boy" стала первым в мире музыкальным произведением, пластинка с которым была продана тиражом более миллиона экземпляров и количество проданных нот с которым превысило пол миллиона и заодно, как говорили высоколобые критики, первой песней в жанре "сентиментальной баллады". И в Лондоне, и в Нью-Йорке Sonny Boy звучал на всех углах. При исполнении песни публика рыдала, как и сам Эл, настоящими слезами. Незначительная часть слушателей (к числу которых, безусловно относился близко знакомый с Бадди Силвой и знавший от него историю создания песни Вудхаус) - наблюдала все это с ухмылкой.

Про большую часть проданных нот мы сейчас мало чего знаем. Однако про один экземпляр известно абсолютно точно. Именно с ним вышел на сцену Берти Вустер (копируя при этом манеру исполнения самого Эла Джолсона), чтобы разыграть незадачливого Таппи Глоссопа.

The Drones
2009-01-30 22:31 yarmakhov
Уже в первой серии Вустер, только приняв на работу Дживса, сразу отправляется в свой клуб – The Drones (Трутни).

В фильме клуб предстает весьма знаменательным местом. У входа висит эмблема - с изображением трутня. В дверях почему-то застряло чучело лося, которое невозможно сдвинуть ни туда, ни обратно, завсегдатаи занимаются катанием друг на друге, швырянием пончиков, "тритоньими танцами" под патефон.

Понятно, что все изображаемое здесь - пародия. Но вот на что?


Традиция английских джентльменов проводить свободное время в приятном обществе, находя при этом время для бесед и забав, да еще и в специально предназначенном для этого месте связана с именем вполне конкретного человека - сэра Уолтера Рейли (Walter Raleigh) (1552-1618)



Cэр Уолтер был человеком, имевшим огромное влияние при дворе королевы Елизаветы. Поэт и военачальник, мореплаватель и дипломат, он умел и любил собирать вокруг себя самых талантливых людей своего времени.

(Сам он в ютубе, конечно, не снялся, но вот каким его показал Клайв Оуэн – в фильме Елизавета: Золотой век)


Он несколько раз пересекал Атлантический океан, пытаясь разыскать в Новом Свете Золотой город – Эльдорадо, причем делал это преимущественно на территориях, занятых испанцами, за что снискал их крайнюю неприязнь. Не менее противен он был им и тем, что буквально из под носа увел у них партию табака (табак считался ноу-хау испанской короны и продажа его иностранцам испанскими подданными каралась смертью). Впоследствии он приложил немалые усилия к созданию колонии британских поселенцев в Вирджинии. Основным занятием поселенцев стало именно выращивание табака. Попутно он всячески занялся пропагандой табакокурения в Англии. В частности, известно, что в 1600 году он в буквальном смысле "дал прикурить" королеве Елизавете. Видимо, табачок впрок ей не пошел - через три года семидесятилетняя Елизавета скончалась.

Образ жизни сэра Уолтера и его способность создавать моду, привела к тому, что курение (или, как тогда говорили, "распитие") табака, стало "шикарным" занятием для узкого круга посвященных. К слову, достаточно дорогим – унция табака в начале семнадцатого века стоила унцию серебра. Именно для того, чтобы раскурить трубочку табака в хорошей компании, сэр Уолтер ввел в 1603 году обычай собираться с кругом своих друзей, к числу которых относились Бен Джонсон, Джон Донн, Фрэнсис Бэкон и (сам!) Уильям Шекспир в таверне Mermaid (Русалка).



Таверны существовали в Англии еще с римских времен (латиняне называли их tabernae) и представляли собой нечто среднее между ресторанчиком и постоялым двором, где можно было перекусить и - особенно - выпить, или переночевать - как уставшему путнику, так и весельчаку в поиске приключений. Многие из таких таверн представляли собой "Houses of bad repute but good reputation" - иными словами, "злачные места, но с хорошей репутацией". Понятно, что и до Рейли были и таверны для бедных, и таверны для богатых. Однако именно Рейли начал относиться к таверне как к месту для интеллектуального (или претендующего на таковое) общения. А рассказывать о своих морских странствиях под вывеской с русалкой, видимо, было сэру Уолтеру приятно вдвойне.



Совместное курение табака такому общению способствовало – во всяком случае, значительно больше, чем просто "распитие напитков и нарушение безобразий". Популярности табакокурения в Англии начала семнадцатого века в немалой степени поспособствовала немудрая политика короля Якова I, издавшего в 1604 году печально известный манифест "Counterblaste to Tobaco" . Согласно этому документу табакокурение было запрещено во многих публичных местах. После этого в Англии стали курить не только моряки и интеллектуальная элита, а вообще и стар и млад, невзирая на пол и сословия. Это и стало мощным импульсом для посещения таверн – до контроля над курением в которых у властей руки просто не доходили.

К слову, запреты на курение табака в семнадцатом веке прокатились по всему миру. Турецкий султан даже, вводя запрет на табакокурение, одновременно с этим велел отрубить головы 18 турецким курильщикам – видимо, чтобы наглядно продемонстрировать все пагубные последствия для здоровья этой привычки.

Увы, также распроститься с головой пришлось и великолепному сэру Уолтеру. Король Якоб, видимо, вдохновленный примером турецкого коллеги, решил показать англичанам, что курение до добра не доводит. Заодно Уолтеру вспомнили старые грешки на испанских территориях в Новом Свете. Уолтер на казни вел себя браво и, по легенде, сам командовал процедурой экзекуции (за триста лет до Колчака) и, якобы, сказал занесшему над ним топор палачу – "Ну, поехали!" (за триста пятьдесят лет до Гагарина).

Как бы то ни было, дело было сделано. К тавернам стали относиться с гораздо большим почтением и стали называть те из них, где собирались компании с трубками и беседами специальным словом – Tabagie.



Кстати, государственный указ, касающийся курения табака был издан и в России – в 1696 году, вернувшись из своего путешествия по Европе, Петр Первый издал повеление, предписывающее дворянам "трубки табачные курить и по утрам кофей пить", чем надолго затормозил распространение этой вредной привычки в нашей стране.

Следующее важное событие в становлении клубной культуры Англии датируется 1652 годом, когда некто Паскуа Россе – выходец из Турции (по второй версии - из Армении, по третьей - из Ливана, по четвертой - из Сицилии) открыл в Лондоне первый кофейный дом – coffee-house под названием Turk's Head. В любом случае, этот Паскуа, откуда бы он ни взялся, не придумывал ничего нового. Он лишь воспроизводил (благо франшиз тогда не было) на британской земле турецкий Kahvehane,–существовавший в Турции с 14 века и представлявшие собой нехитрое заведение, в котором турки собирались вместе, пили кофе, играли в нарды. К слову, весь этот сюжет стал возможен исключительно благодаря отмене в Оттоманской империи запрета на экспорт кофе. До этого турки с кофейными контрабандистами делали то же самое, что испанцы – с контрабандистами табачными.




В Англии идея кофе-хауса была встречена с большим энтузиазмом.
Особенно после того, как выяснилось, что "вовсе не обязательно напиваться. Можно, например, поиграть во что-нибудь". И действительно, между кофе-хаусом и традиционной таверной сразу наметилась существенная разница. В тавернах подавали, в основном, пиво и другие напитки "опьяняющего действия". В кофе-хаусе стали предлагать, кроме кофе, еще и шоколад, чай и какао – то есть, напитки стимулирующего свойства. Если таверна была местом, куда мог забрести даже нищий бродяга, кофе-хаус начал претендовать на некоторую элитарность – отчасти, в связи с тем, что кофе был недешев. В первых кофе хаусах существовал запрет на алкогольные напитки, игры на деньги и "стенания об утраченной любви" (!).

Еще одним немаловажным дополнением к спектру услуг, предоставляемым кофе-хаусом стали "турецкие бани" - и лондонцы смогли с гордостью говорить о своих визитах в эти заведения: "попил кофе, встретился с друзьями, заодно – помылся".


В отличие от таверн кофе-хаусы становились местами не для всех, а для избранных. В кофе-хаусах было введено правило – платить нужно было не после распития напитка, а при входе. Поначалу - в конце семнадцатого века, посетитель просто платил при входе хозяину кофе-хауса пенни, показывая свою кредитоспособность. (В связи с этим - за двести лет до Горького - лондонские кофе-хаусы даже получили прозвание "Пенни Университеты")

Именно кофе-хаусы стали теми местами, в которых англичане, ведущие хоть сколько-нибудь значимую социальную жизнь, проводили большую часть своего дня. В течение 73 лет (!) до того, как было построено специальное здание, все биржевые операции в Лондоне проходили в кофе-хаусах - Jonathon's и Garraway's. Джонатан Свифт в качестве адреса для переписки указывал St. James Coffeehouse, а официальным местом нахождения редакции газеты The Tatler был Grecian Coffeehouse. К 1739 году в Лондоне их было уже 551.



В отличие от общедоступных таверн, элитарные кофе-хаусы 17 века стали местом, доступ куда был открыт только мужчинам. Считалось, что женщинам там делать нечего. Эта обидная ситуация продолжалась почти двести лет, пока на волне эмансипации британские дамы не начали открывать "дамские" клубы. Но и до сих пор есть клубы "только для джентльменов", вход для женщин запрещен. Так, в лондонский "Карлтон" не может зайти ни одна женщина, если только ее зовут не... Маргарет Тэчер. В 1674 г. английские женщины даже написали королю Карлу II “The Women’s Petition Against Coffee”, в котором жаловались ему на своих непутевых мужей, готовых проводить дни и ночи, попивая кофе и покуривая табак в кофе-хаусах.

Нельзя точно утверждать, кто именно придумал слово "клуб", но известно, что уже в 1659 году некто John Aubrey писал: "We now use the word clubbe for a sodality in a tavern." Это "клуббе" (древнегерманское слово, означающее "пучок" или "связку") использовалось в 17 веке для обозначения отнюдь не места, а группы людей, объединявшихся в компанию, для того, чтобы сообща пойти в кофейню. С одной стороны это позволяло создавать некий совместный бюджет на такого рода предприятия, с другой стороны создавало ситуацию, в который "каждый знает каждого" и придавало сообществу сотрапезников достаточно закрытый характер.

На формирование того, что называется английским клубом сейчас, очень сильно повлияла политическая обстановка конца 17 – начала 18 века в Англии, в результате чего на политической сцене стало появляться достаточно много закрытых групп, объединенных политическими интересами и обостренным ощущением "своих" и "чужих". Для этих групп идея "клуба" - сначала как группы людей, а потом и места, оказалась весьма подходящей. В 1724 два самых популярных кофе-хауса - St. James и Cocoa-Tree – стали официально называться клубами.

Тогда же начала складываться и вся атрибутика того, из чего состоит современный английский клуб. Чтобы попасть в клуб стало уже недостаточно положить просто пенни при входе. Нужно было получить рекомендацию действующего члена клуба (а иногда и нескольких) , быть избранным уже тогда использовалась процедура голосования, состоящая в бросании белых и черных шаров в корзину и платить достаточно приличный членский взнос, а иногда и удовлетворять какому-либо условию, которое могло быть достаточно экзотичным. В клуб Bachelors' естественно, допускались только холостяки.

В 18-19 веках начали возникать клубы для выпускников университетов, для офицеров армии и флота, любителей альпинизма и венской оперы и многие другие. Довольно приличные членские взносы позволяли содержать для клуба достаточно внушительные здания, в которых можно было не только скоротать время, но и просто жить! Архитектура и интерьер клубов постоянно усовершенствовались.
Вот, например, как выглядит изнутри The Automobile Club of Great Britain and Ireland (основан в 1897 году).
В цокольном этаже – бассейн. На первом этаже – ресторан, зал, клубные комнаты – где засидевшийся член клуба мог даже переночевать.



На втором этаже – комната для заседаний комитета клуба, библиотека, биллиардная, курительная, комната для игры в карты.

В России первый "клоб" англицкого типа открыл банкир Гарнер. Количество членов "клоба" не превышало 400 человек, при том, что "список ожидающих" достигало тысячи. В 1823 году вступил туда и Пушкин. Захаживал, сиживал, беседовал с Иваном Андреичем Крыловым, наблюдал, как Аракчеев со Сперанским в карты играют. ("Народных заседаний проба в палатах аглицкого клоба»). Жаловался жене: "Не дождавшись сумерков, пошел я в Английский клоб, где со мною случилось небывалое происшествие. У меня в клобе украли 350 рублей, украли не в тинтере, не в вист, а украли, как крадут на площадях. Каков наш клоб? перещеголяли мы и московский!"
Британские же писатели не только охотно посещали клубы, но и создавали их, а когда это по каким-то причинам не получалось, придумывали их – как Диккенс – Пиквикский клуб, Конан Дойл – клубы Багатель и Диоген, а Вудхаус – клуб Дроунз для Вустера и Джуниор Ганимид – для Дживса...

Скорее всего, Вудхаусу было важно не изобразить в виде Дроунз какой-то конкретный лондонский клуб, а показать клубную культуру Лондона как таковую. Из реально существовавших клубов, наиболее близки к Дроунз, пожалуй, четыре:

Bachelors' Club (о котором уже шла речь), - интересен тем, что в нем, как и в Дроунз собирались, исключительно молодые люди - холостяки.
Buck's Club (основанный 1919) – известный тем, что в нем служил бармен МакГарри, ставший прототипом бармена клуба Дроунз (тоже МакГарри) в рассказах Вудхауса.
Bath Club – известный своим бассейном, (очень похожим на описанный Вудхаусом), в котором Таппи Глоссоп разыграл Берти, после чего и возникла неразбериха, связанная со взаимным пронзанием иглами постельных грелок.
Art Club - основанный Диккенсом; интересен уже тем, что находился по тому же адресу, по которому Вудхаус "прописал" The Drones - на Dover Street, 40.
Идея клуба как места действия своих произведений оказалась для Вудхауса настолько плодотворной, что Дживсом и Вустером он не ограничился, а написал целый цикл рассказов, связанных с этим клубом. Но это уже другая история.

Спроси Папу
2009-01-18 15:33 yarmakhov
Во второй серии первого сезона главным героем фильма вместе с Дживсом и Вустером оказывается скотч-терьер Макинтош, которого уехавшая за границу тетя Агата поручила опекать Вустеру. Берти старается, однако происходит ужасное. Бобби Викхем, невеста Берти, устраивает в квартире Вустера читку пьесы ее матери – леди Викхем для американского продюсера по имени Блуменфилд. Тот слушает пьесу вместе со своим двенадцатилетним сыном, которому "пьеса нравится, но собака нравится больше". Чтобы заслужить расположение Блуменфилда, Бобби отдает мальчику собаку тети Агаты (Берти в этот момент дома нет).



Эта же пара – мистер Блуменфилд и его сын – вновь в возникает в третьей серии третьего сезона. Спасаясь от тети Агаты, Берти перебрался в Нью-Йорк и завел многочисленные знакомства в театральных кругах. И на одной из репетиций пьесы "Спроси Папу", которую ставит его друг Джордж Каффнел, он встречает в зале Блуменфилда. Теперь он уже – не просто театральный скаут, занимающийся поиском пьес, но владелец театра, которого все боятся. Возникает вопрос – что это за такая парочка и причем тут этот мальчик?

В 1915 году, переехав в Америку и начав работать над серией рассказов о Дживсе и Вустере, Вудхаус стал подрабатывать театральным критиком. Он часто бывал в театрах и публиковал в нью-йоркских журналах обзоры увиденных спектаклей. Если бы этим все и ограничилось, мы бы знали его как писателя, но ничего не знали бы о Вудхаусе – поэте. Однако, 23 декабря произошло событие, которое очень многое изменило в его биографии. Плам отправился на спектакль "Very Good, Eddie" в бродвейский "Princess Theatre". Вещь эта отличалась незамысловатым водевильным сюжетом (о том, как молодой человек невысокого роста, собравшийся жениться на высокой девушке, вдруг встретил на пароходе невысокую девушку и полюбил ее, а жених ее, в свою очередь ушел к покинутой высокой невесте, в общем все счастливы).

Замечателен был не сюжет, а то, как он был реализован на сцене. За театральной постановкой чувствовалась рука гения. Причем не одного, а сразу двух.



Вудхаус, Болтон, Керн

Первым из них был – композитор Джером Керн, создавший за шестьдесят лет своей жизни около 700 песен, в том числе "Ol' Man River", "Can't Help Lovin' Dat Man", "Smoke Gets in Your Eyes", "All the Things You Are", "The Way You Look Tonight", ставшие впоследствии "евергринами" – джазовыми стандартами. За свою чрезвычайную плодовитость и гармонический дар Керн даже получил прозвище "Американского Шумана".

Вторым был писатель и либреттист, как и Вудхаус, недавно перебравшийся в Штаты из Англии, Гай Болтон (Guy Bolton). Архитектор по образованию, Болтон обнаружил талант перекладывать в форму, удобоваримую для постановки на сцене пьесы и рассказы, а также адаптировать для бродвейских постановок европейские оперетты.

С Керном Вудхаус уже был знаком, а с Болтоном (к слову, в фильме он является прототипом Джорджа Кафнела), они познакомились именно 23 декабря – и стали друзьями на всю жизнь. В "бригаде" Керна и Болтона пустовало одно место – автора слов к песням, (сам Болтон никаких стихов не писал), связующего звена между композитором и либреттистом. Его и занял Вудхаус, поскольку уже к тому времени, как впоследствии заметил один из его биографов, "не было такой мысли, которую он не мог бы выразить словами".

Вудхаус начал с того, что написал несколько текстов для "Very Good Eddie", от чего вещь сильно выиграла. Стало понятно, что для троицы Керн - Болтон - Вудхаус в жанре музыкального театра нет ничего невозможного. И тогда к ним пришел человек от Эрлангера.



Эйб Эрлангер (Abraham Lincoln Erlanger) пришел в шоу бизнес в 1886 году, (он начал со своего продюсерского агентства в Нью-Йорк) и, по сути, создал его. Уже за первые 10 лет своей деятельности он достиг очень многого. Очень цепкий, беспощадный к конкурентам, самоуверенный, он стал создателем и хозяином театральной империи под названием "Театральный синдикат", в который входили собственники театров по всей стране. Единая система гастролей театральных трупп по стране, созданная Эрлангером, положила конец существовавшей в этой отрасли неразберихе и позволила ему получать сверхприбыли. Он строил самые фешенебельные театры в стране – такие, как "The New Amsterdam Theatre" и "The Erlanger". Его многие боялись, многие от него зависели и его мало кто любил. Про него говорили, что он разрушал карьеры так же легко, как создавал их. "Я не доверяю людям, которых не могу купить" – любил повторять он.

"Эрлангер был на Бродвее чем то средним между царем и жабой" – вспоминал Вудхаус… "Из него получился бы хороший монголо-татарин… А монгольское иго, в свою очередь, встречая на своем пути самых злобных своих врагов, могло бы называть их "почти такими же противными, как сам Эрлангер…" Эрлангер был обладателем целого набора эксцентрических привычек. Его письменный стол был размером с бильярдный, в его ящике он всегда держал заряженный револьвер. Маленького росточка, с брюшком, он напоминал Наполеона и никогда не скрывал, что хотел быть на него похожим. Он всегда во все лез, обожал приходить на репетиции, во время которых он мог начать орать на продюсера, на актеров, музыкантов - если ему что-нибудь не нравилось. На просмотры он всегда являлся с двенадцатилетним мальчиком, мнение которого о постановке было для Эрлангера решающим, поскольку он был убежден, что "интеллектуальный уровень бродвейской публики в среднем находится на уровне двенадцатилетнего подростка". Узнаваемо, не правда ли? Вот такой вот прототип был у мистера Блуменфилда. Но для того, чтобы чего-либо достичь в шоу-бизнесе того времени, пройти мимо Эрлангера было невозможно.

Эрлангер взял с места в карьер. Он заказал троице адаптацию оперетты Имре Кальмана Die Csárdásfürstin (на российской сцене - Сильва). Справились они с этим заданием блестяще. Вудхаус написал переводы песен, а вместе с Керном они сделали для бродвейской постановки этой оперетты еще одну вещь – "My Castle in the Air", которую с успехом исполнял баритон Джордж МакФарлан.



Во время работы В-К-Б над мюзиклом "Miss 1917" в театр пришел девятнадцатилетний паренек, который аккомпанировал на репетициях хору на фортепиано - за 35 долларов в неделю (это была его первая профессиональная работа). В перерывах между репетициями он развлекал актеров исполнением собственных сочинений. Звали его Джордж Гершвин. (Десять лет спустя, когда Гершвин уже был в зените славы, Вудхаус работал вместе с ним над постановкой мюзикла "O, Kay!")

Всего за 15 лет своей театральной деятельности Вудхаус он написал слова к почти 250 песням из 30 мюзиклов. Среди них – много замечательных композиций, но вершиной совместного творчества Вудхауса и Керна считается вещь под названием "Bill" - написанная в 1918 году, но увидевшая свет только через 10 лет в постановке Show Boat, где она была исполнена Хелен Морган. В этой версии она и стала хитом.



Вспоминаем мы не зря день седьмого ноября! Новости из России осенью 1917 года Вудхаус наверняка слышал, но голова его при этом, скорее всего, была занята другим. Вместе с Гаем Болтоном он работал над словами к песням для мюзикла "Ask Dad". Джером Керн в этой работе принять участие не смог, и в качестве композитора был привлечен Луис Хирш (Louis Hirsch). Композитором Хирш был неплохим, но до уровня Керна не дотягивал. Сюжет – как у многих ранних мюзиклов – незамысловатый. Сцены сельской жизни, неудачливый герой любовник, сварливая жена… Пресса была очень сдержана, отметив скупо, что этот мюзикл отличали от других такого рода две вещи - то, что в качестве действующего лица на сцене мюзикла был выведен врач-психиатр (!) и, как всегда великолепные, слова песен Вудхауса. Мюзикл получил другое название – "Oh, My Dear!", был поставлен в Princess Theatre и шел там несколько месяцев. Но в целом постановка оказалась неудачной.

Поэтому, когда в 1923 году Вудхаусу понадобилось название какого-нибудь мюзикла для рассказа "A letter of Introduction" (где появляется незадачливый Сирил Бассингтон-Бассингтон), он отдал на растерзание Дживсу и Вустеру несчастный "Ask Dad". Название мюзикла обыгрывается в рассказе. "Мюзикл называется "Спроси Папу", но это как раз то, чего я не собираюсь делать" – говорит Сирил, гордящийся своей единственной фразой в роли Дворецкого "Извините леди, но дом, кажется, горит!"



Трактовка всего этого эпизода с мюзиклом в фильме и книге весьма сильно различается. По фильму Берти Вустер даже отправляется с мюзиклом на гастроли (в качестве независимого наблюдателя, о чем его просит автор Джордж Кафнел). Это кстати, было обычной практикой – провозить мюзикл по провинциальным театрам и по ходу дела дорабатывать его, прежде чем выносить на бродвейские подмостки. Вустер смотрит мюзикл, как он утверждает "шесть миллиардов два раза", бедный Сирилл произносит одну и ту же фразу. При этом понять, о чем мюзикл, по фильму невозможно. Мы видим только хитовый номер "What a wonderful world, what a wonderful feeing , исполняемый звездой шоу – Фредди Фловердью, и номер "Ask Dad".

Резонно было бы предположить, что то, что мы видим и слышим – это музыка Луиса Хирша на слова Пелема Вудхауса. Но это не так. Все, что связано с мюзиклом "Ask Dad" в фильме – музыкальные номера, афиши, гастрольное турне – это spoof (имитация), придуманная Клайвом Экстоном и композитором Энн Дадли. Таким же "спуфом" является и шикарный выход Вустера – Лори в финальной роли дворецкого (вместо уволенного Блуменфельдом Сирила). У Вустера неожиданно обнаруживается "сценофобия" и он пересилив себя, кричит "пожар" с такой страстью, что публика в страхе разбегается и в театр врывается пожарная команда.



Эпизод с пожаром в театре тоже создан не на пустом месте. Дело в том, что в 1903 году в Чикаго действительно произошел страшный пожар в одном из самых, на тот момент шикарных театров – "The Iroquois Theatre". В давке погибло около тысячи (!) человек. За этим последовали многочисленные полицейские разбирательства и санкции со стороны властей. Долгое время после этого для музыкальных театров существовало ограничение - не более 300 мест в зрительном зале. Это, отчасти породило спрос на малобюджетные музыкальные постановки, в которых так преуспели Вудхаус, Керн и Болтон. Хозяином сгоревшего театра, кстати, был все тот же самый Эйб Эрлангер.

Можно грустить, можно смеяться. А можно получать удовольствие от музыкального номера третьего эпизода третьего сезона. "Ask Dad" Музыка - Энн Дадли, слова - Клайв Экстон, исполняют Хью Лори и Стивен Фрай.

Чейни Корт
2009-01-15 21:10 yarmakhov
В первой же серии Тетя Агата отправляет Берти в Диттеридж Холл – где он должен познакомиться со своей будущей невестой, Гонорией Глоссоп.

Вустеру жениться не хочется, но он, как всегда, не может ничего противопоставить могучему тетиному напору, он садится на поезд и вместе с Дживсом отправляется к месту назначения. В фильме они прибывают в Диттеридж Холл, который оказывается весьма неслабым сооружением, более напоминающим замок, чем жилище благородного, но все же сельского доктора, которым является его хозяин, сэр Родерик Глоссоп.



Вустеру такие пейзажи более привычны и описывая Диттеридж холл, он довольно немногословен:
"Неплохой у них там парк, в Диттеридже. Террасы, большой кедр посреди лужайки, кусты и небольшой, но живописный пруд с перекинутым через него каменным мостом". (пер. А.Балясникова)
Все вроде бы просто - но куда же все-таки он поехал? Дело в том, что места с таким названием – Диттеридж холл – в Англии (да и вообще где-либо) просто нет (в фильме, к слову, показано совсем другое строение - замок Englefield House). Предположить, что Вудхаус отправил Вустера в некое совершенно произвольное место, за названием которого ничего не стоит, я, лично, просто отказываюсь.
И действительно; неподалеку от города Бата есть крошечная деревушка Диттеридж, на окраине которой стоит нечто, похожее на Диттеридж Холл – а именно, усадьба семнадцатого века. Только называется оно совсем по другому, а именно – Cheney Court.


Построил его в 1640-х годах английский аристократ лорд Джордж Спик (George Speke). Человек это был в высшей степени примечательный. В середине семнадцатого века он был членом британского парламента, вельможей при дворе короля Карла II и одним из наиболее влиятельных членов партии вигов. Дела его шли весьма неплохо. Хотя основная его усадьба находилась в Уайт Лексингтоне, во всей округе он построил так называемые manor houses – куда время от времени наведывался. Одним из них и стал Cheney Court, выполненный в характерном для того времени Якобинском архитектурном стиле и построенный на месте более древнего здания, принадлежавшего ранее семье Чейни (откуда и название).

В 1685 году король Карл умер. Трон занял его младший брат Яков Второй. Почувствовав, что он теряет влияние, Джордж Спик встал на сторону другого претендента на престол – герцога Монмута, незаконнорожденного сына короля Карла. Окрестности города Бата стали оплотом мятежников, основная заслуга чего принадлежала Спику. К слову, в том же 1685 году неподалеку от того же Бата, в городке Бриджуотер, спокойно покуривая трубку, наблюдал за толпами возбужденных людей – участников восстания Монмута некто Питер Блад. В восстании он участия не принял, однако верный врачебному долгу, помог одному из мятежников, за что был приговорен к каторге и сослан на Ямайку. Так, если верить Рафаэлю Сабатини, началась Одиссея Капитана Блада.

Монмут был разгромлен. Джорджу Спику вместе с сыновьями пришлось бежать в Голландию, где он и умер в 1689 году. После свержения Якова и прихода к власти Вильгельма Оранского сыновья его вернулись в Англию и права их были восстановлены. Внук Спика (тоже Джордж) на одно время даже стал шерифом тамошних мест.

Однако былого влияния Спикам восстановить уже не удалось. Часть поместий, в том числе и Чейни Корт, пришлось продать. Оно переходило из рук в руки, пока не было приобретено некоей Луизой Дин (Louise Deane). Старушкой в высшей мере положительной и симпатичной. Но помимо этого еще и (sic) родной бабушкой Плама aka Пелема Вудхауса
В Чейни Корт Луизу вместе с ее четырьмя незамужними дочерьми заставили переехать из Лондона весьма грустные обстоятельства. Незадолго до этого (в 1887 году), скончался в возрасте 90 лет муж Луизы - Джон Дин (John Bathurst Deane) – соответственно, дедушка Плама.

Дедушка этот был совершенно замечательный. Сам он родился в Южной Африке (папа был военный) и в юности много путешествовал. Был членом британского археологического общества, написал несколько книг, из коих самая известная – "Культ Змеи". Вернувшись в Англию, стал преподавателем в Школе Торговых Моряков и, по отзывам очевидцев, неизменно пользовался любовью и уважением учеников. Был дважды женат, имел девятерых детей, из них шестеро - дочерей, одна из которых – Элеанора - и стала матерью Пелема Вудхауса.

Поскольку родители Плама большую часть времени проводили за границей (отец его служил судьей в Гонг-Конге), лето он проводил в Чейни Корт (остальную часть года он учился в школе Dulwich College, где и жил). В Чейни Корт Плам находился под неусыпной опекой бабушки и своих четырех тетушек. Этот сюжет – молодой человек в окружении пятерых не обремененных личной жизнью женщин, Вудхаус описал в рассказе "The Mating Season" – а мы увидели в четвертой серии третьего сезона. Чейни Корт здесь уже был показан под именем Деверилл Холла... "Деверил-Холл" — замечательная усадьба, кто этого не понимает? Старинной постройки, с этими, как их, зубцами по стенам и тому подобными красотами, если бы старый Деверил, который ее построил, оказался
в данный момент у меня под рукой, я бы от души хлопнул его по спине со словами: «Молодчина, Деверил!» Но при мысли о том, что ожидает меня внутри, сердце у меня екнуло. За этими массивными дверями затаились пять теток викторианского разлива..."

Из четырех незамужних тетушек самой примечательной, пожалуй, была Мэри Дин. Прежде всего, она обладала безусловным литературным талантом, написала несколько сборников стихов, роман "Mr. Zinzan of Bath or Seen in an Old Mirror:" и закончила начатую ее отцом книгу – генеалогическое исследование "The book of Dene, Deane, Adeane". Мэри прожила 95 лет, была человеком очень строгих правил и держала племянника в узде не только во время его визитов в Чейни Корт, но и всю свою последующую жизнь – до своей кончины в 1945 году. Именно она стала для Вудхауса прототипом Тети Агаты.

Устрица Вустера
2009-01-13 14:34 yarmakhov
Устрица Вустера
С чего начинается история Дживса и Вустера? А вот с чего.
Накануне у Вустера был "вечер трудного дня". По книге - у него случилась бурная вечеринка, в кино его еще и судили за кражу полицейского шлема. В любом случае – ему тяжело. И тут – звонок в дверь. Происходит следующее:





Как мы видим, центральную роль в этом эпизоде играет некая изготовленная Дживсом микстура, всего один стакан которой производит на Вустера совершенно магическое действие. "В первую минуту ощущение было такое, будто в башке кто-то взорвал мину и полез вниз по пищеводу с горящим факелом в руке, но затем все встало на свои места. Сквозь окно засияло солнце, в древесных кронах зачирикали птички, и вообще заря надежды вновь разрумянила небеса" (перевод И.Бернштейн)

Хью Лори в фильме блестяще показывает человека, у которого вдруг "зачирикали птички". Но вот дальше начинаются разночтения. По книге Дживс охотно делится составом своего коктейля. Итак, туда входят: сырое яйцо, красный перец и еще один ингредиент под названием "Worchester sauce". Все? Не факт, но это – точно.

В фильме Дживс – Фрай отказывается раскрывать состав, ссылаясь на то, что это "его собственный рецепт" и вообще "секрет фирмы", однако мы имеем возможность подсматривать вместе с Вустером за тем, как он это делает. Итак, Дживс заведомо выливает туда яйцо, несколько "булек" из бутылки с надписью "Turkish cognac", на столе у него при этом стоит банка с корицей, банка с красным перцем и еще одна неопознанная банка.
Все это позволяет отнести "коктейль Дживса" к разряду "Dog's hair hangover cures" – то есть противопохмельных средств, в состав которых входит алкоголь. «Следуйте старому мудрому правилу – лечить подобное подобным» - говаривал еще Воланд и было бы странно, если бы Дживс этому правилу не следовал. Странноватое название Dog's Hair эти средства получили по существовавшему еще у древних римлян убеждению, что лучшим средством от укуса бешенной собаки является собачий же волос, положенный в рану.

Но как бы нам продвинуться поближе к рецептуре коктейля Дживса? И вот тут нам на помощь приходит тот самый таинственный ингредиент под названием "Worcester sauce". Произносится название этого соуса (равно как и города в графстве Херефорд) отнюдь не "Ворчестер" (как, вроде бы, требуют правила английской фонетики), но… "Вустер", что сообщает ситуации некоторую пикантность. Дживс, как выясняется, поит бедного Вустера жидкостью, в состав которой не только входит "Вустерский соус", но которая при этом еще и называется "Worcester Oyster" – то есть "Устрица Вустера"! (В этом месте можно немного помедитировать на тему "За что мы любим Вудхауса").

После чего следует задуматься над вопросом о том, причем тут, собственно, устрицы. Для этого нам понадобится перенестись еще лет на сто назад, на Дикий Запад и представить себе следующий сюжет.

Едут по прерии два ковбоя. Пьют виски из фляжек. Путь долгий, виски много, солнце печет сильно. Вот один и допился. Свалился на землю и началась у него белая горячка. Наутро совсем ему плохо – лежит, помирает. Друг бросается к нему, хватает за плечи, трясет, спрашивает "Что с тобой, Билл? Чем тебе помочь?" – на что тот отвечает "Дай мне устрицу, Том". Что возьмешь с человека в белой горячке. Том оглядывается по сторонам и во всей прерии устриц не видит ни одной. И тогда он хватает свой походный котелок, льет туда остатки виски, немного уксуса, сыпет соли и красного перца и выливает туда желток из яйца степной куропатки, гнездо которой он обнаруживает неподалеку. И дает это все Биллу со словами "Вот твоя устрица, Билл". Билл выпивает эту гремучую смесь и ему неожиданно лучшеет – эффект собачьего волоса никто еще не отменял. История эта стала легендой, а в барах Дикого Запада стали подавать коктейль "Prairie Oyster", добавив в него еще один ингредиент – томатный сок. Нативный рецепт Prairie Oyster выглядит так:

-1 яичный желток
-неколько капель уксуса
-щепотка красного перца
-щепотка соли
-с полстакана виски
-с полстакана томатного сока

Прошло еще лет пятьдесят и "Устрица из Прерии" триумфально перебралась в Европу. Произошло это на знаменитой Парижской выставке 1878 года – той самой, на которую собралась было, но так неудачно не доехала Лариса Огудалова aka Бесприданница из одноименной драмы Островского. На выставке было много всего интересного. Александр Белл с телефоном, Эдисон с фонографом, Яблочков с лампочкой накаливания. В американском павильоне был еще и ларек с коктейлями "прямо из Техаса".


Ну и там – понятное дело – "Устрица из Прерии". Коктейль пошел "на ура" и хорошо прижился в Старом Свете и вскорости добрался и до Англии. Но там с ним произошли некоторые метаморфозы. В Англии обнаружилась неплохая замена уксусу – тот самый "Вустерский соус", о котором подробнее.

В 1837 году в (том самом) городе Вустере два его жителя (кстати, химика – любителя) – Джон Ли и Виллиам Перрис пытались наладить бизнес по производству соусов, используя для этого различные пряности, привозимые из Восточных колоний. Поначалу дело у них шло плохо. Они пробовали различные комбинации, достаточно произвольно сваливая в одну кучу различные компоненты. В одной куче оказались: кора гвоздичного дерева, тамарин, патока, кукурузный сироп, соль, сахар, анчоусы (!), чеснок, лук, винный уксус. Все это залили водой и попробовали. Оказалось – ужасно. Причем настолько, что посудину с этой смесью поставили в дальний угол чердака, чтобы потом вылить и благополучно про нее забыли. Простояла она там примерно год, в ней прошли необходимые процессы ферментирования и когда ее уже совсем собрались выливать и на всякий случай попробовали - оказалась, что жидкость обладает уже поистине райским вкусом. Ее и назвали Вустерским соусом (к слову, производится и поныне).


Вустерский соус благополучно вытеснил маловкусный уксус, а благородный коньяк – пролетарский виски из рецепта "Устрицы из Прерий". При чем тут Прерии – в Англии мало кто помнил, и рецепт потихоньку стали называть "Вустерской Устрицей". Существовал он во многих вариантах, автором одного из них вполне мог быть Дживс. Какой? Точно мы не знаем. Мне, почему-то, верится, что такой:

-1 яичный желток
-Две "бульки" коньяка
-1 Столовая ложка Вустерского соуса
-Пол столовой ложки соуса Табаско
-Пол стакана томатного сока
-1 щепотка соли
-1 щепотка корицы
-1 щепотка красного перца
Enjoy!

Wooster as a Hoochie Coochie Man.
2009-01-12 11:08 yarmakhov
В фильме Вустер много поет. Поет, довольно прилично подыгрывая себе на фортепиано. Он делает это чуть ли не в каждой серии, в случае необходимости призывая себе на помощь безотказного и универсального Дживса. Помощь эта требуется уже в первой серии.




Вот полный текст этой песни.
Folks, now here's the story 'bout Minnie the Moocher,
She was a red-hot hootchie-cootcher,
She was the roughest, toughest frail,
But Minnie had a heart as big as a whale.

Hi-de-hi-de-hi-di-hi!
Ho-de-ho-de-ho-de-ho!
He-de-he-de-he-de-he!
Ho-de-ho-de-ho!

Now, she messed around with a bloke named Smoky,
She loved him though he was cokie,
He took her down to Chinatown,
He showed her how to kick the gong around.
Now, she had a dream about the king of Sweden,
He gave her things that she was needin',
He gave her a home built of gold and steel,
A diamond car with a platinum wheel.
Now, he gave her his townhouse and his racing horses,
Each meal she ate was a dozen courses;
She had a million dollars worth of nickels and dimes,
And she sat around and counted them all a billion times.

В фильме Вустер поет только первый и третий куплет - и резонно жалуется Дживсу, что в плане смысла в ней "ваще ничего не понятно". Кто такие эти хучи-кучи, например?
Обратимся к истории создания песни. В этой ее версии песня была создана в 1931 году великим и могучим Кэбом Кэллоуэем – самым танцующим бэндлидером эпохи свинговых оркестров, прославившим своими выступлениями знаменитый нью-йоркский клуб Коттон. Вот как она звучала в его исполнении.



Для Кэллоуэя эта песня стала больше чем песней. Она была фишкой, с которой было неразрывно связано звучание его оркестра. Знаменитый скэт, сделанный Кэлллоуэем в традициях call and response – когда солист пропевает строку, а затем ее воспроизводит весь хор (в фильме роль хора мастерски исполнил Дживс) – Кэллоуэй сочинил случайно. Во время выступления на радио он просто забыл слова одного из куплетов и начал петь ди-ди-ди-ди-ди. Находка оказалась удачной, и в таком виде песня пошла в народ.
Изначально песня "Minnie the Moocher" сочинялась в качестве полу-кавера, полу-пародии на популярную в 20-х годах, неизвестно кем сочиненную, исполняемую самим Армстронгом песню "Willie the Weeper" c вот таким вот текстом.
Willie the Weeper

Did you ever hear the story of Willie the Weeper?
He had a job as a chimney sweeper,
He had the habit, and he had it bad.
Listen, while I tell you 'bout the dream had.

He went to a hop-house the other night
Where the lights were always shining bright.
Guess he smoked a dozen pills or more;
When he woke, 'twas on a foreign shore.

The Queen of Sheba was the first he met,
She called him her darlin' and her lovin' pet.
She gave him a fancy automobile
With a diamond headlight and a golden wheel.

He landed with a splash, in the river Nile
A'ridin' a sea-goin' crocodile.
He winked at Cleopatra, she said "Aint he a sight!
How about a date for next Saturday night?"

He went to Monte Carlo, where he played roulette
He couldn't lose a penny, and he won every bet.
He played and he played 'till the bank went broke
Then he turned around, and took another smoke.

He went off to Turkey, by special request,
He stayed 7 years, as the sultan's guest
But when he got in with that harem crew
What was a poor fellah like Willie to do?

He had a million cattle and a million sheep.
He had a million vessels on the ocean deep.
He had a million dollars, all in nickles and dimes...
Well he knew it 'cause he'd counted them a million times.

He landed in New York, one evening late
He asked his sugar to make a late date.
He started to kiss her, then he made her pout
When...bing,bang,bing...the dope gave out.

Now this is the story of Willie the Weeper
He's got a job as a chimney sweeper.
Some day a pill too many he'll take
And dreaming he's dead, he'll forget to wake.


Неизвестного "Хныкальщика Вилли", курившего опиум, имевшего с этого многочисленные приходы и в назидание всем наркоманам умершего от передозировки сменяет Minnie the Moocher и ее дружок Smoky. Вообще эти Минни и Смоки были для Кэллоуэя эдакой сладкой парочкой (чем то наподобие Масяни с Хрюнделем) и кочевали у него из песни в песню.

Смоки – парень, явно не отягощенный моральными принципами. О нем известно, что "he was cokie" - то есть употреблял кокаин, а еще и пристрастил к нему бедную Минни (showed her how to kick the gong around).

Что же мы знаем про Минни? Прежде всего то, что она "крутая чувиха" (roughest, toughest frail), с сердцем, "большим как у кита" (had a heart as big as a whale), а так же то, что от своего предшественника Вилли она унаследовала способность путешествовать в состоянии транса (отсюда возникает Шведский король, который кормит Минни до отказа и всячески ее ублажает).

А еще мы узнаем, что Минни была "red hot hoochie-coochie". Тут возникает неувязочка. Мы то знаем, что Хучи-кучи мэн – это у нас Сергей Чиграков aka Чиж. Кто же такая хучи-кучи вумен?

Выясняется, что история давнишняя. В восьмидесятых годах девятнадцатого века в США появилась мода на "псевдовосточные" танцы. Известна дата, (с точностью до дня - 13 октября 1893 года), когда танцы хучи-кучи вошли в американскую поп-культуру. Произошло это на всемирной ярмарке в Чикаго, которая была призвана с помпой отметить четырехсотлетний юбилей открытия Колумбом Америки.

Частью действа должны были стать представления народов мира, которые были срежиссированы как танцевальные номера с азиатским и африканским колоритом, исполняемые представительницами всех рас, которых удалось найти для этого шоу. Судя по всему, танцы эти представляли из себя нечто среднее между танцами живота и стриптизом. Одеты при этом танцовщицы были в короткие юбки (сами эти юбки до сих пор называются "hoochie skirts").

В отличие от европейской традиции с ее мощнейшей карнавальной культурой, сложившейся еще в Средние Века, у белых американцев такого эмоционального выхода в виде фольклорных карнавальных форм не было (о психологических подоплеках карнавала много и хорошо писал М.М. Бахтин в своей книге Творчество Франсуа Рабле и народная культура Средневековья и Ренессанса). Американский пуританизм был регулятором настолько суровым, что замужние женщины практически не показывались из дому, а если это и делали, то должны были быть одеты так, чтобы не давать никаких поводов для кривотолков. Единственным развлечением в маленьких городишках были так называемые Ladies' Lines – то есть маршрут, по которым женщины и девушки ходили из дома в церковь и обратно. В дни служб на их протяжении выстраивались зеваки в надежде(!), что поднявшийся порыв ветра слегка задерет длинную юбку проходящей девушке и им удастся увидеть ее лодыжку (!) А тут почтенной публике показывали номера, где танцовщицы выступали практически полуголыми.

Сохранился фильм, датированный 1890-ми годами. На нем запечатлен хучи танец классика жанра - некоей Фатимы по прозвищу Little Egypt.


Кстати, под псевдонимами египтянок на американских ярмарках как правило танцевали цыганки, откуда и пошло английское название этого народа (gypsy).

Слово Hoochie уже в 1870-х годах в Штатах означало "самогон"; произошло оно от названия эскимосской местности Hoochino (что, в свою очередь на местном наречии означает "форт бурого медведя"), где этот самогон и производили. Именно на эту версию обращает внимание своего хозяина Дживс, когда тот просит объяснить ему, что такое "Hoochie-Coochie".

"Coochie" , скорее всего, произошло от французского "Сoucher" - "трясти" и поначалу означало юбку. Вскорости "Сoochie" помимо юбки стало означать еще и то, что находилось под ней, а выражение "Hoochie-coochie" помимо танцевального смысла, стало означать еще и секс – так что Кэб Кэллоуэй, называя Минни "Hoochie Coochie", явно намекал на непрочность ее нравственных устоев. "Hoochi Coochie Mamma" в тридцатые годы уже означало проститутку.


Танцовщиц Хучи-кучи не любили прежде всего замужние женщины, справедливо полагая, что их мужья посещают хучи-кучи шоу отнюдь не из любви к искусству, из-за чего распалась не одна крепкая американская семья. Хучи-кучи танцовщицам стали приписывать способности к колдовству и, в частности, к умению привораживать мужчин (очень похожая история описана Виктором Гюго в романе "Собор Парижской Богоматери"). В 1920-х годах появилось понятие "Hoochie-Coochie Doctor" (которым могла быть как женщина, так и мужчина), которое стало означать человека, способного творить "любовные заговоры".

Американские пуритане девятнадцатого века гоняли танцовщиц хучи, как сидоровых коз и к началу Второй мировой войны традиция была изжита. Само понятие hoochie-coohie в отношении исполняемых со сцены "горячих" танцев просуществовало до 1931 года, когда в бродвейском шоу Минского не начало использоваться понятие, более точно отражавшее суть проиходящего - striptease. Так что, когда Мадди Вотерз спел в 1954 году блюз "I am a Hoochie Coochie Man" - это была уже ностальгия.

Традицию Хучи-кучи танцев привезла (произведя, тем самым полный фурор) в Европу в 1925 году Джозефин Бейкер - черная танцовщица из Иллинойса, прожившая всю жизнь в Париже. Ее знаменитый "банановый танец" (название произошло от пучка бананов, составлявших во время исполнения танца единственную деталь ее одежды) - есть ни что иное, как классический "хуч".



Такая вот история. Вустер всего этого мог и не знать, но Вудхаус (а с ним и Дживс) – явно догадывался.

Ничего не понимаю!
2008-11-02 22:02 nickel1
  Наталья Леонидовна Трауберг - замечательный переводчик. Её перевод Честертона "Чарлз Диккенс" -
одна из любимейших моих книг! Но перевод "Полной луны" Вудхауза - простите!
  По моему скромному мнению - он намеренно упрощённый. Я сравнивал его с другим, не помню точно,
возможно Гилинского.
  Помогите разобраться, друзья!
5 ноября. Я разобрался. Я не прав. Наталья Леонидовна - лучшая!
Я просто заблуждался. Простите.

Как можно считать Вустера глупым!
2008-09-04 08:12 nickel1
1) Книги-то написаны от его лица! Если книги умны, значит и Вустер умён!
2) Его шутки остроумны.
3) Он часто цитирует (без помощи Дживса) замечательные строки.
4) Всё-таки у него высшее образование!:)

Благотворительный литературный вечер...
2008-08-26 00:07 elnik_13

    Помимо "Ужина с Вудхаузом" в "Клеопатре" традицией Российского общества Вудхауза также стало и проведение благотворительных литературных вечеров. Так, уже несколько месяцев подряд они проходят в книжном магазине "Букбери", который находится на Никитском бульваре, 17, стр.1. И вот уже осталось совсем немного времени, чуть менее полутора недель, до следующего благотворительного мероприятия.
    30 августа в "Букбери" на Никитском выступит актер, режиссер, преподаватель РАТИ Игорь Климов. Он прочитает рассказ Пэлема Грэнвилла Вудхауза "Горнило".



    Вероятно, имя Игоря Климова знакомо не каждому, посему об этом человеке стоит рассказать подробнее. К тому же личность Игоря Климова во истину достойна внимания.
    В 1991 году он закончил театральный факультет Саратовской государственной консерватории - получил диплом артиста театра драмы. В 1995 году Климов закончил аспирантуру в Российской Академии Театрального искусства при кафедре сценического движения. С тех пор он и преподает в РАТИ сцен. движение и фехтование.
    В 1996 году Игорь Русланович вёл театральную лабораторию, организованную итальянской Ассоциацией "Teatro di Pisa".
    В 1999 году Климов преподавал театральную биомеханику в Лионской академии искусств.

    В качестве режиссера по пластике принимал участие в спектаклях:

    1993 год - постановка батальных сцен в Калужском драматическом театре;

    1994 год - постановка батальных сцен в Московском театре "У Никитских ворот";

    1995 год - работа в качестве постановщика пластики в проекте "Москва-Берлин", реализованного Берлинской академией искусств.

    Помимо насыщенной преподавательской деятельности Игорь Климов занимается и другими проектами. Например, в 2007 году он режиссировал телевизионный сериал «Застава». Ну и, конечно, его активно задействуют в кино в качестве актера.
    В 1998 году Климов снялся в нашумевшем фильме Никиты Михалкова «Сибирский цирюльник». В 2000 году он сыграл офицера в ленте Светланы Дружининой «Тайны дворцовых переворотов. Россия, век XVIII-ый. Фильм 1. Завещание императора». На счету Игоря Климова около пятнадцати значительных киноролей. Ну а многие его помнят по клипу Анжелики Варум «Другая женщина».
    Безусловно, здесь перечислены далеко не все достоинства этого выдающего человека. Но ведь уже и это говорит о том, что субботний five o'clock (30 августа) в Букбери на Никитском пройдет незабываемо. Гарантированы приятная компания, отличный вечер и великолепное выступление Игоря Климова.
    Начало в 17.00. Вход свободный.

Благотворительное чтение...
2008-07-20 21:15 elnik_13

    26 июля, в субботу, в книжном магазине Букбери на Никитском бульваре, 17, стр. 1 пройдет благотворительное литературное чтение. Выступит Заслуженный артист России, актер театра МодернЪ Владимир Левашов. В его исполнении зрители услышат отрывок из книги Пэлема Грэнвилла Вудхауза "Брачный сезон".


    Владимир Сергеевич также работает на радио, озвучивает аудиокниги. Так что, его голос всем вам очень хорошо знаком. Хотя, возможно, и не только голос...
    Всех ждем.
    Начало в 17.00.
    Вход свободный.

Хозяин тайги удивит английским акцентом...
2008-05-23 20:25 elnik_13

    И вот опять Российское общество Вудхауза приглашает на ужин неравнодушных к английскому юмору, изысканному британскому стилю и литературным вечерам. В ближайшее время почитатели творчества автора рассказов о легендарных Дживсе и Вустере вновь соберутся, но уже за тем, чтобы послушать забавную и очень увлекательную историю о Дяде Фреде.
    Проведение встреч, широко известных под кодовым названием «Ужин с Вудхаузом», уже стало традицией. На этих мероприятиях выступали Евгений Стеблов, Зиновий Высоковский, Владимир Конкин, Дмитрий Шиляев, Аристарх Ливанов и другие великолепные артисты. На этот же раз атмосферу британской элиты создаст незаменимый Хозяин тайги, истинный Бумбараш Валерий Золотухин.




    Народный артист РСФСР (1987), актер театра и кино Валерий Золотухин ведет активную, насыщенную событиями творческую жизнь. Только за 2008 год он принял участие в съемках четырех фильмов. Помимо этого он занят в шести спектаклях Театра на Таганке. И, тем не менее, 25 июня, в среду, он станет главным гостем «Ужина с Вудхаузом», где и прочтет рассказ «Дядя Фред посещает свои угодья».

    Итак, действо начнется 25 июня в 19.00 по адресу: ул. 1905 года, 2 «А», ресторан «Клеопатра». Подробности – по телефону: +7 495 728 4191.

Вудхауз, обмен
2008-05-05 22:46 vit_ya
У вас есть эта книга? Подарите ее мне, please! А я вам, наоборот, - эту: М?

Привет! Давайте, знакомиться!
2008-04-15 01:30 madnesssssss

http://blogs.mail.ru/community/djivsivwster/#412721F5B3E2A960

https://ru-wodehouse.livejournal.com/9308.html
2008-04-04 22:26 lizzie_morrison
Други, помогите своими познаниями английского языка и знанием тонкостей стиля Вудхауза (кстати, правильно все-таки ВудхауЗ?). Я перевожу книгу, и там вот такая цитата: "The real objection to the great majority of cats is their insufferable air of superiority". В интернете я перевод не нашла, приходится самой выкручиваться. Хочется все-таки не упасть в грязь лицом и перевести писателя такого уровня как можно лучше. Как бы вы это перевели?

Аристарх Ливанов расскажет, как похитить скарабея стоимостью в тысячу фунтов...
2008-04-04 02:02 elnik_13

    5 апреля – 96-й день 2008 года. Именно 5 апреля в 1242 году русское войско под предводительством Александра Невского одержало победу над ливонскими рыцарями в Ледовом побоище на берегу Чудского озера. В 1913 году Нильс Бор завершил статью «О строении атомов и молекул», давшую начало квантовой теории. В 1950 году родилась Агнета Фельтског, вокалистка шведской группы ABBA. А в 1953 году в московском метро создан «склад хранения забытых вещей». Также этот день в разные годы запомнился многими невероятными, удивительными и судьбоносными событиями. Ну, а в эту субботу по одной из своих лучших традиций соберутся почитатели творчества знаменитого писателя Пэлема Грэнвилла Вудхауза.
    5 апреля 2008 года на «Ужине с Вудхаузом» выступит Народный артист России Аристарх Ливанов. Он знаменит, прежде всего, своими работами в кино. Так, актер известен зрителям по картинам: «ТАСС уполномочен заявить...» (помощник Вэлша, 1984), «Государственная граница. Фильм 1: «Мы наш, мы новый...» (Серж Алексеев, 1980), «Государственная граница. Фильм 3: «Восточный рубеж» (Серж Алексеев, 1982), «Михайло Ломоносов» (Разумовский, 1986), «Тридцатого» уничтожить!» (Андрей «Одиннадцатый», Капитан, брат, 1992), «Сармат» (генерал Толмачёв, 2004), «Петя Великолепный» (Степан Лифанов, 2006).


    Сейчас Аристарх Евгеньевич снимается в ленте «Воротилы», повествующей о будущих акулах бизнеса, которые не ищут легких дорог. Тем не менее, в своем плотном графике артист выделил несколько часов для музыкально-литературного вечера. И на «Ужине с Вудхаузом» он прочитает отрывок из книги «Что-нибудь Эдакое», который рассмешит даже самого серьезного гостя этого небольшого праздника души. Фрагмент расскажет о здоровом пессимизме, похищении скарабея стоимостью в тысячу фунтов и многом-многом другом. Ну а неповторимый стиль и особая манера изложения Вудхауза, проходящая через каждое произведение автора, будет узнаваема и в книге «Что-нибудь Эдакое»:
    «По правилам игры злодей, пойманный на месте, должен юлить, лепетать, а потом — признаться. Но тут все пошло вкривь и вкось. На Эша снизошло то философское спокойствие, о котором мы только мечтаем.
    — Меня вызвал мистер Питерс, — отвечал он.
    — Вызвал? В половине третьего?
    — Он хочет, чтобы я ему почитал.
    — В такое время?
    — У него бессонница, сэр. Он страдает желудком и не спит. Слизистая понимаете-ли...
    — Какая чушь!
    С той кротостью, из-за которой так больно глядеть на несправедливо обиженных, Эш вынул книгу и показал ее.
    — Вот книжка, сэр. Если вы не против, я пойду. Спокойной ночи.
    И он направился к лестнице, искренне сочувствуя спящему Питерсу. Что поделаешь, такова жизнь!
    Бакстер пошел было за ним, но резко остановился, впервые заметив, как он беспомощен в этой молчаливой борьбе. Обвинить мистера Питерса в краже и даже в пособничестве — невозможно; смотреть, как оскорбляют святилище, — невыносимо».
    Также в программе мероприятия - джаз начала ХХ века.
    Вечер пройдет в ресторане Антона Табакова «Клеопатра» (улица 1905 года, д. 2 «А»). Начало в 19.00.
    Дополнительную информацию можно получить по телефону: +7 495 728 4191.

via akhv
2008-03-30 21:12 smirnoff
Покуда о Вудхаузе мы тут почти не пишем, а Фрай и Лори с Вудхаузом ассоциируются достаточно прочно, чтобы не считать это оффтопиком,
то вот несколько роликов из "Шоу Фрая и Лори":

В Москве пройдет «подпольная» вечеринка почитателей джаза...
2008-03-14 02:03 elnik_13

    Чикаго, 20-е годы. Аль Капоне, Уолт Дисней. Джаз. Небывалый технический прогресс, сухой закон. И - сплошное беззаконие…
    Соблазнительный мир скандальных историй, подпольных собраний и гениального безумства по-прежнему манит к себе своим очарованием. Вот только это было тогда… в 20-е годы… в Чикаго… А сейчас?
    А сейчас, точнее 22 марта, в ресторане Антона Табакова «Клеопатра» на улице 1905 года, 2 «А» пройдет вечеринка, пышащая неиссякаемым оптимизмом Бродвея. Праздник жизни дополнит столичная команда «26 Hz». Кто-то называет ее джазовой, кто-то – блюзовой, ну а кто-то – свинговой группой, но все они сходятся во мнении, что музыканты удивительным образом заражают своим задорным настроением и восхищают своеобразной манерой исполнения популярных мелодий тех самых гангстерских времен.


    «26 Hz» не случайно оказалась в программе этой «подпольной» вечеринки - команду привели чувство юмора, любовь к музыке, тяга к Прекрасному и нестандартный взгляд на окружающий мир. «26 Hz» вообще высококлассные ребята. Да и в гости музыканты обычно приходят не с пустыми руками - они берут с собой фагот, кларнет, контрабас, гитару и барабаны. Посредством этих инструментов участники коллектива создают поистине неповторимую и ни с чем не сравнимую атмосферу легендарной эпохи, когда легкий джаз доминировал над всеми остальными музыкальными направлениями.
    Помимо полноценной концертной программы вечер будет насыщен театральными и вокальными конкурсами, которые уже подготовили организатор действа Сергей Кузнецов и ведущий праздника, актер Театра на Юго-Западе, Антон Белов. Но это еще не все!.. Пришедших на evening-party также ожидает мастер-класс по страстным, пламенным танцам...
    Начало вечера в 19.00. Подробности - по телефону +7 495 728 4191.

23 февраля Кларенс спасет Англию...
2008-02-17 01:20 elnik_13

    Five o’clock – традиционное в Англии время вечернего чая. Это один из тех обычаев, который символизирует британский образ жизни и стиль, присущий населению туманного Альбиона. Культ чашки бодрящего ароматного напитка со сладостями, потребляемыми после окончания делового дня и перед началом вечернего отдыха, настолько своеобразен и оригинален, что прочно вошел в моду даже кое-где и в нашей стране. Члены Российского общества Вудхауза также чтят эту традицию. И в последнюю субботу февраля они вновь соберутся, чтобы послушать один из рассказов выдающегося английского писателя.


    На этот раз выступит молодой, но очень талантливый актер Театра на Юго-Западе Антон Белов. Он прочитает рассказ-историю великого вторжения «Бросок! или Кларенс спасает Англию». Так, слушатели узнают о том, как крепкий подросток четырнадцати лет спас свою страну от оккупантов.
Его зовут Кларенс Макэндрю Чагуотер. Он – судьбоносная личность, истинный британец. Безусловно, не он один такой в Англии. Но только бойскаут генерала Баден-Поуэлла, носящий широкополую шляпу, яркий шейный платок, фланелевую рубашку, пучок лент, рюкзак, футбольные трусы, коричневые ботинки, свисток и хоккейную клюшку, мог совершить такой подвиг.
    «В любую минуту следовало ждать врага у ворот, более того - под дверью. С воинственным кличем на устах Кларенс помчался домой.
Будто марафонец-чемпион, он ворвался в столовую, и опять не дал мистеру Чагуотеру побить рекорд.
    - Германцы! - вскричал Кларенс. - Нас оккупируют!
    На сей раз мистер Чагуотер по-настоящему разозлился.
    - Сколько можно напоминать: что за кошмарная привычка шуметь в помещении, Кларенс; сто раз уже говорено. Если бойскауту нельзя быть потише, не надо нам таких бойскаутов»…
    Мероприятие пройдет 23 февраля в кафе книжного магазина «Букбери» на 1-ой Тверской-Ямской, 10 (м. Маяковская). Начало в пять вечера. Вход свободный. Подробности по телефону +7 495 728 4191.