Отправляет email-рассылки с помощью сервиса Sendsay

RSS-канал «Вопросы истории»

Доступ к архиву новостей RSS-канала возможен только после подписки.

Как подписчик, вы получите в своё распоряжение бесплатный веб-агрегатор новостей доступный с любого компьютера в котором сможете просматривать и группировать каналы на свой вкус. А, так же, указывать какие из каналов вы захотите читать на вебе, а какие получать по электронной почте.

   

Подписаться на другой RSS-канал, зная только его адрес или адрес сайта.

Код формы подписки на этот канал для вашего сайта:

Форма для любого другого канала

Последние новости

День Победы.
2024-05-09 08:48 m2kozhemyakin
Цветная кинохроника Красной Армии 1941 г. и золотой голос Сергея Яковлевича Лемешева.
"Я уходил тогда в поход" (Музыка Матвея Блантера, Слова Евгения Долматовского).
.

Участие туземцев в Англо-Бурской войне 1899-1902 гг. (Часть 2).
2024-05-01 12:36 m2kozhemyakin
Начало: https://mil-history.livejournal.com/1976865.html

НА СТОРОНЕ БРИТАНЦЕВ.
Одним из важных британских пропагандистских тезисов второй Англо-Бурской войны 1899-1902 гг. было утверждение о якобы защите прав туземного населения от произвола бурских республик.
Знаменитый литератор Артур Конан-Дойл, не только современник, но и участник этих событий (военный медик), в своей "Великой Бурской войне", первой фундаментальной истории боевых действий в Южной Африке, выразил официальную позицию по "черному вопросу" на первых же страницах. "Имперское правительство всегда придерживалось благородно гуманных взглядов на права аборигенов и считало своим долгом отстаивать закон, - писал он. - Мы полагаем (и справедливо), что британская Фемида должна быть если не абсолютно слепой, то по крайней мере не различать цвета кожи... Британское правительство в Южной Африке всегда играло непопулярную роль друга и защитника чернокожих...".
Проще говоря, британские колонизаторы, чтобы воспользоваться чернокожим населением Южной Африки в своих интересах, активно задвигали ему сказочку о том, что "бедным неграм под сенью Британской короны жить станет лучше, жить станет веселее".

Черные нестроевые чины Британской армии на работах в полевом лагере, вторая Англо-Бурская война.

Насколько этот тезис имел отношение к реальности - вопрос спорный, английская и южноафриканская историография придерживаются его по сей день. "Большинство политически сознательных групп чернокожих... в Южной Африке считали, что поражение буров будет означать, что им будет предоставлено больше политических, образовательных и коммерческих возможностей, - заявляют сторонники этой точки зрения. - Они надеялись, что франшиза Кейптауна (иносказательно - вольготный правовой статус британских владений) распространится на всю Южную Африку" (Role of Black people in the South African War. sahistory.org.za. SA History Online. 31 March 2011). Несмотря на некоторые "технические" преимущества, британский колониальный режим не оставлял туземцам иного выхода, как выживать внутри него и по его правилам. "Шаг влево - шаг вправо" уже рассматривались англичанами как нелояльность, в худшем случае - как мятеж; Британская империя показала на примере индийских сипаев, как она расправляется с мятежниками.

В.В. Верещагин. Подавление индийского восстания англичанами (1884).

Преимуществом же положения чернокожих в Трансваале и Оранжевой республике была возможность изолированного сосуществования с бурским обществом: как хочешь, так и живи, пока бурам не мешаешь. Это можно назвать примитивной формой апартеида, а можно - фактической самостоятельностью туземных племен и общин.
Логичнее выглядит иная причина достаточно широкой поддержки туземцами англичан против буров. "Бедность чернокожих была основным стимулом для призыва в британскую армию", - пишет южноафриканский историк Андр Весселс (Andr Wessels. The Anglo-Boer War 1889-1902: White Man's War, Black Man's War, Traumatic War. Sun Press, 2010), занимавшийся участием туземцев в войне 1899-1902 г. Точнее не скажешь. Стоит напомнить, что буры, как правило, не пытались материально заинтересовать своих чернокожих "нестроевых" и вспомогательных рабочих. Британцы же предлагали им за услуги реальную оплату. Именно английский серебряный шиллинг отнял у буров большинство их черных помощников, в основном он же привел на британскую службу в 1899-1902 гг. десятки тысяч туземцев.

Помощник русского военного агента (атташе) при бурских силах капитан Михаил Антонович фон Зигерн Корн в своем подробном рапорте о роли "кафров" в войне так описывает комплекс обстоятельств, способствовавших массовому переходу туземцев от буров к англичанам: "Англичане скоро поняли, что в лице кафров они могут иметь весьма полезных союзников. Достаточно им было сделать несколько платонических обещаний, как среди чернокожих с невероятной быстротой распространился слух, что англичане, победив и изгнав буров, даруют
всем кафрам полную свободу, возвратят им их землю, дадут им права гражданства, право самоуправления и т.п., а пока что всякого кафра принимают к себе на службу и платят хорошее жалованье.
Слухи эти имели, без сомнения, свое основание. Все санитарные и обозные войска англичан комплектовались почти исключительно кафрами. Всякий английский офицер имел прислуги по несколько человек кафров. Все явившиеся к англичанам кафры принимались на службу без отказа и получали по 2-3 ф.ст. жалованья в месяц.
Все мужское черное население охотно бежало от своих хозяев к новым благодетелям.
Само собой понятно, что и те немногие кафры, которые почему-либо остались, были всецело на стороне англичан и помогали им шпионством, доносами, служили проводниками, грабили бурские фермы, оставшиеся на руках одних женщин, и т.п.".
Вознаграждение, выплачивавшееся неграм за различные работы в британских войсках, нестроевую или строевую службу, было достаточно значительным. Для сравнения: рядовой "томми" в регулярных войсках Британской империи в начале войны получал в месяц около 2 фунтов. В то же время и в оплате англичанами услуг "кафров" существовали градации. Указанные 2-3 фунта - это верхний порог, так сказать "черная элита": нестроевые чины в войсках или бойцы туземных вспомогательных формирований действующей армии, к тому же из их жалования высчитывалось за питание. Рабочие на фортификационных или иных военных работах имели меньше: 30-50 шиллингов (1 фунт равен 20 шиллингам) в месяц при трехмесячном контракте, а вычеты за питание и содержание могли достигать половины жалования. Слуга у офицера-джентльмена оплачивался им самим по договоренности; возможны были варианты и хороших денег, и "за харчи" плюс стеком по черным плечам. Ситуационное вознаграждение в зависимости от выполнявшихся заданий получали от офицера-нанимателя и чернокожие шпионы, курьеры, лазутчики и диверсанты. Наиболее дурную славу заслужил в этом отношении капитан военной разведки Альфред Тейлор, прозванный народом тсвана "Булала Тейлор", что переводится примерно как "Убивающий Тейлор": он платил своим туземным осведомителям тем, что не расстреливал их самих и их семьи.

Типичный черный помощник Британской армии обр. 1899-1902 гг. - в старой английской солдатской шинели и невообразимой шляпе.

Согласно оценкам историков, на стороне англичан в войне 1899-1902 г. участвовало около 100 тыс. туземцев.
Наиболее распространенное их применение - рабочие на фортификационном строительстве и железной дороге, возчики, грузчики, нестроевые, слуги и т.п. - известно лучше всего, и всегда подвергалось среди буров сомнению: "а не есть ли это скрытые черные воинские люди?". Известный партизанский командир и автор первых изданных в России бурских мемуаров генерал Христиан Де Вет (Девет Христиан Рудольф "Воспоминания бурского генерала. Борьба буров с Англиею", СПб.: Изд. А.Ф. Маркса, 1903) неоднократно описывал, как его всадники, захватив на очередном британском объекте ораву чернокожих вспомогательных рабочих, придирчиво обыскивали их на предмет оружия и боеприпасов, не веря, что "кафры не стреляли". Бурские ополченцы были правы и не правы в своих подозрениях одновременно: эти не стреляли, стреляли другие.
Вооруженные чернокожие "ауксиларии" Британской армии в Бурской войне - полезная находка и предмет замалчивания со стороны империи. Командовавший английскими войсками на завершающем этапе боевых действий в Южной Африке лорд Горацио Герберт Китченер, заслуживший репутацию безжалостного карателя, "неохотно признал" после войны, что вооружил 10 053 негров для участия в боевых действиях против буров. "Его лордство" мог бы назвать более приблизительную цифру, тогда его грубая ложь выглядела бы не такой вопиющей. Легкой пехоты, фронтовых разведчиков и диверсантов из числа местных племен, получивших винтовки от британцев, было гораздо больше, скорее всего - в разы.

Чернокожая легкая пехота на британской службе сфотографировалась вместе со своими белыми командирами (палка в руках "бваны" - обязательный атрибут дисциплины), 1900 или 1901.

В самом начале войны, осенью 1899 г., британская разведка сделала ставку на вторжение рейдовых отрядов туземцев с территории соседних британских владений в отдаленные районы Трансвааля, где сеть дорог была развита слабо, краали (фермы) буров стояли далеко друг от друга и, как казалось захватчикам, были плохо защищены. Угроза семьям и имуществу бурских ополченцев должна была вызвать их массовый отток с фронта. Уже существовал фундамент для данной операции: на севере и особенно северо-западе Трансвааля давно пошаливали шайки удальцов из местных вольных племен, промышлявшие грабежом бурских хозяйств и угоном скота. Чернокожие рейдеры с удовольствием сменили свои устаревшие ружья на "Ли-Метфорды" и приняли инструкции "слуг белой королевы Виктории, над землями которой никогда не заходит солнце". Но английские разведчики не учли, что система пограничной безопасности Трансвааля на дальних границах основывалась в первую голову не на ополчениях местных бюргеров, а на заставах Туземной полиции ZARP, укомплектованной чернокожими констеблями на бурской службе, которые с началом войны никуда не двинулись ("война белого человека", как-никак). С вторжениями рейдеров они справлялись примерно в той же степени, что и в довоенные годы: не с каждым, но в целом ситуацию держали под контролем. Самый удачный "наскок" отряда чернокожих воинов из британского Бечуаналенда в декабре 1899 г. близ Дердепорта стоил бурам 32 жизней и был отражен местными силами после вмешательства отважного трансвальского полицейского капитана Сарела Элоффа.

Памятник жертвам рейда у Дердепорта в 1899 г. Среди бурских имен - как минимум одно африканское, Онбекенде. Скорее всего, погибший туземный полицейский Трансвааля.

Замысел британской разведки создать "черными силами" на севере Трансвааля "смертельную язву" обернулся на деле обычной чесоткой. Бурские ополченцы и без участия черных диверсантов массами дезертировали на свои фермы; но, к неприятному изумлению британского командования, остававшихся у Трансвааля и Оранжевой очень ограниченных сил регуляров, более сознательных городских ополченцев, жадной до приключений молодежи и иностранных волонтеров хватало, чтобы держать инициативу на фронте вплоть до февраля-марта 1900 г.
В отличие от провалившихся рейдеров, в начальный период войны успешно действовал другой вооруженный туземный отряд. При осаде бурами города Мафекинг в британской Капской колонии, его вынужденный комендант полковник Роберт Баден-Пауэлл, человек живого и неординарного ума (впоследствии основателю скаутского движения), прибег к помощи чернокожих горожан. Это были люди, долгое время жившие вместе с англичанами, некоторые из них работали в домах "белых хозяев", многие служили в полиции, и давняя привычка к конформизму с колонизаторами сделал их лояльными. Из 109 британских туземных полицейских из племени баролонг и примерно 200 черных ополченцев Мафекинга полковник Баден-Пауэлл сформировал полноценное боевое подразделение. Оно получило полуироническое прозвище: Black Watch, "Черная стража", по названию одного из прославленных шотландских полков. "Черная стража" Мафекинга доказала свою боеспособность 12 мая 1900 г., когда ее упорная оборона сдержала штурмовую атаку буров под командой уже упоминавшегося "бича черных рейдеров" комманданта Сарела Элоффа и помогла гарнизону перегруппировать силы для победы. Большинство потерь защитников Мафекинга в тот день составили негры.

Единственная сохранившаяся блеклая фотография "Черной стражи" Мафекинга.

На примере "Черной стражи" Мафекинга британское командование получило образец успешного боевого применения туземцев в качестве боевой легкой пехоты. 7 сентября 1900 г. помощник русского военного агента (атташе) при британских войсках капитан Николай Михайлович Иолшин в секретном донесении в Петербург предупреждал: "Англичанам не придется кафров... насильственно брать в ряды, а только разрешить им поступление в войска, и они массой нахлынут в английские ряды, т.к. они буров очень не любят за их бывшее жестокое с ними обращение и очень любят солдатскую службу и гордятся ею, как это видно по тем кафрам, которые занимают нестроевые должности в английской армии".
Вторая волна набора черных "ауксилариев" относится уже к более позднему периоду 1900 г., когда британцам удалось переломить ход войны в свою пользу и захватить центры бурских республик, но перед ними замаячил новый грозный вызов: успешная и мобильная партизанская борьба буров.
Чтобы лишить бурских партизан их главного козыря - стремительного перемещения конными отрядами по просторам родного вельта - британское командование к концу 1900 г. начало кампанию по строительству на угрожаемой территории сети укрепленных постов - так называемых блокгаузов, расстояние между которыми просматривалось и простреливалось. Примерно 8 000 таких крепостей, выросших на девственных просторах Южной Африки буквально за несколько месяцев, охраняли 50 гарнизонных батальонов. Для патрулирования пространства между опорными пунктами британцы использовали собственные мобильные войска: кавалерию, а так в ней чувствовался серьезный недостаток - гораздо более эффективную легкую пехоту, набранную среди туземных племен. Историк Англо-Бурских войн Майкл Барторп (Michael J. Barthorp. The Anglo-Boer Wars, Blandford Press, 1987) сообщает, что в обороне системы блокгаузов было задействовано 16 тыс. чернокожих бойцов. Они представляли собой подразделения смешанного типа: основанные на воинских и мужских братствах конкретных племен, но наскоро прошедшие подготовку по британской солдатской программе и обычно имевшие двойное командование - местный военный вождь плюс британский младший командир. "Союзная" туземная легкая пехота Британской армии, согласно воспоминаниям современников, хорошо справлялась со своей главной задачей: обнаруживать и выслеживать передвижения бурских партизан. А вот погибать в "войне белого человека" она не любила, в случае успеха буров легко рассеивалась, чтобы потом так же легко собраться; большего от нее и не требовалось.

Солдаты-негры британской службы на обороне блокгауза.

Отразив первоначальный натиск бурских партизан, империя нанесла ответный удар. Лорд Китченер с бульдожьим упрямством принялся методично "выгрызать" ресурсы, которые могли обеспечить неприятелю снабжение. 90 летучих колонн британских войск продвигались вглубь южноафриканского вельта, разрушали бурские краали, конфисковывали скот, повозки и запасы продовольствия, а население угоняли в адскую тесноту голодных концентрационных лагерей. Состав всех колонн был смешанным - британские регулярные части и/или подразделения, выставленные субъектами Британской империи (австралийцы, новозеландцы, канадцы и др.), в боевой связке с разведчиками, проводниками и патрулями из туземной легкой пехоты. Численность последних достигала 20 тыс. человек. Разумеется, часть из них были выделены из системы обороны блокгаузов, однако в стационарных гарнизонах продолжало оставаться достаточное количество чернокожих бойцов. Точных данных найти не удалось, но напрашивается вывод, что под наступление британских колонн на завершающем этапе войны прошел третий массовый "призыв под ружье" черных "ауксилариев", и размеры его определяются десятком тысяч человек как минимум.

Французская пропагандистская картинка: страховидные черные наемники англичан угоняют бурских женщин и детей.

Европейская публицистика времен второй Англо-Бурской войны, симпатии которой были на стороне бурских республик, живописала зверства черных наемников Британской империи над беззащитными женщинами и детьми. Многие конкретные эпизоды выглядят явно надуманными, однако предельная жестокость вооруженных чернокожих подручных англичан не вызывает сомнения. Английская журналистка Эмили Хобхаус, бывшая свидетельницей этих событий, писала: "Вооруженные люди (туземцы) с ассегаями и винтовками опустошили фермы на большой территории и теперь владеют значительными стадами, которые они награбили. Для одиноких бурских женщин они представляли такую угрозу, что многие мужья сдались после оккупации Питерсбурга, чтобы вернуться к семьям и избавить их от расправы. Когда, наконец, семьи буров воссоединились, их вероломно захватили и доставили в расположение войск (английских) целые черные отряды, экипированные и поддерживаемые британцами". Война между буром и "кафром" много поколений шла без пощады и жалости...
Помимо черной легкой пехоты в действующей армии, британской колониальной администрацией были созданы формирования из туземцев, проживавших на подконтрольных англичанам территориях, для защиты от возможных вторжений бурских партизан. В Бечуаналенде отрядами территориальной обороны руководили военные вожди Кгатлы и Кгаме Нгвато, получившие от англичан 200 и 100 винтовок, а также 6 000 и 3 000 патронов соответственно. В Натале местная полиция, набранная из воинственного племени зулусов, была вооружена новыми "Ли-Энфилдами"; часть ее переформировали в Натальскую Зулусскую Конницу (Natal Zulu Horse) под командой капитана Ланселота Дака для патрулирования границы. В Гершеле (Капская колония) была укомплектована вооруженная огнестрельным оружием полиция из 200 чернокожих констеблей для охраны рубежей с Оранжевой республикой.

Британские колониальные полицейские времен второй Англо-Бурской войны, черный и белый.


Natal Zulu Horse.

Однако наиболее долговременное - практически на протяжении всей войны, очень активное и довольно успешное применение на британской службе получили чернокожие шпионы, лазутчики и курьеры для передачи секретных донесений. Практика сосуществования буров и "кафров" на одних территориях облегчала выполнение секретных заданий: как бы ни складывалась "война белых людей", туземцы преспокойно ходили мимо по своим делам в великом множестве. О том, насколько эффективной была при этом деятельность "агентов под прикрытием" и как сильно досаждала бурам, говорит то, что вскоре они стали видеть шпиона в любом праздно шатающемся негре.
"Бегство чернокожих к англичанам... имело влияние на характер военных действий, - не без основания утверждал другой русский наблюдатель, капитан фон Зигерн-Корн. - Не говоря уже о том, что, получив в лице кафров превосходных лазутчиков и проводников, англичане были лучше осведомлены о расположении
неприятеля и вообще почувствовали себя увереннее, с другой стороны, все действия буров были значительно затруднены".

Английский военный разведчик и его черный осведомитель в военном лагере.

А русский доброволец на бурской службе подпоручик Евгений Августус оставил яркие описания случаев характерной "шпиономании" в этой связи, как почти комичного, так и трагического:
"Дорогой нам встретился кафр, закутанный в пестрое байковое одеяло, с медными браслетами на руках и ногах; немец наш счел долгом слезть с коня, остановить и обыскать кафра.
«Зачем вы это делаете, - спросил я его, - разве англичане пользуются кафрами как лазутчиками?»
«Ох, и как еще! - ответил он. - Буллер и Вайт (два британских командующих) прекрасно сносятся друг с другом, несмотря на бдительность наших брандвахт, посредством этих черномазых дьяволов, жадных к английскому золоту. Впрочем, и мы их услугами подчас пользуемся»."
"К палаткам подъехала группа всадников; задние волокли за собой связанного веревкой кафра. Ехавший впереди высокий бур с седой бородой ловко соскочил с коня и, подойдя к генералу, стал что-то такое ему рассказывать, размахивая руками и указывая на кафра.
- Они поймали кафра, лазутчика из Ледисмита, - объяснил Кок (бурский генерал) и, в свою очередь, стал спрашивать негра.
Тот только испуганно вращал белыми зрачками. Из-под лоскутьев его одежды выглядывало обнаженное бронзовое тело, мускулистое, жилистое. Лицо его, со следами кровоподтеков и синяков, побурело от страха и стало грязно-желтым, как кожа его ладоней. Он, точно в лихорадке, стучал зубами и на все расспросы отвечал
какими-то непонятными гортанными звуками: «Baas! Baas!» (Господин! Господин!).
- Да скажешь ли ты наконец, alla Krachta (бурск. - черт побери), были у тебя какие-нибудь бумаги или нет? - проревел фельдкорнет и ткнул несчастного ногой в живот. Тот толыю закряхтел, и белки его забегали пуще прежнего.
- Обыскали вы его как следует? - вмешался Кок. - При нем ничего не было?
- Накрыли мы его в краале, где он, видно, хотел провести ночь; уж тормошили, тормошили мы этого дьявола, да ничего при нем не было, кроме этой палки. Да ясно, что он лазутчик, чего уж тут, ни одного бюргера по имени назвать не сумел.
- Сознайся, goddam! (англ. - черт подери!) - напустился он снова на кафра и для пущей убедительности хватил его палкой по голове. Палка разлетелась вдребезги, и из нее вывалилась свернутая в трубку бумажка.
Все подскочили к ней, развернули ее, и Кок с торжествующей улыбкой показал нам отчетливо вычерченный в горизонталях с приложением масштаба план укрепленных бурами End-Hill и Langer-Hill; на плане значились все отдельные орудия буров и расположение искусственных препятствий из колючей проволоки.
- Уж это не в первый раз, - говорил нам Кок, - что в наши руки попадаются лазутчики-кафры, доставляющие англичанам самые точные сведения о нашем расположении. Эти молодцы устраивают чуть ли не почтовое сообщение между Буллером и Вайтом. Расстрелять его! - обратился он к бурам...
А злополучный кафр стоял, широко раскрыв глаза, точно загипнотизированный направленной на него блестевшей на солнце мушкой. Видно было, как у него тряслись колени, судорожно шевелились пальцы, лицо его из бурого стало почти белым: «Baas! Baas!». Раздался сухой треск выстрела, бур озабоченно завозился с затвором винтовки, выталкивая гильзу, лошади только на мгновение повели ушами и затем продолжали пощипывать зеленую травку; а всего в нескольких шагах от нас пластом лежал сраженный пулей прямо в бровь кафр и рыл босыми ногами землю. На затылке его вместо курчавых волос алело громадное пятно крови и мозга. Нам всем стало как-то неловко" (Е. Августус. Воспоминания участника Англо-Бурской войны).
С пойманными шпионами, как видно из этого опуса, буры не церемонились. Остается только гадать, сколько невиновных людей они отправили на тот свет по одному подозрению. Однако очевидно: на одного расстрелянного черного лазутчика или якобы лазутчика приходились десятки и сотни прошедших. Остановить это явление, принявшее размах катастрофы, бурские комманданты и генералы не смогли.
Туземные союзники и наемники британцев вне всякого сомнения внесли очень важный вклад в победу англичан во второй Англо-Бурской войне. При этом большую роль в боевых действиях начиная с 1900 г. играла многочисленная и боеспособная черная легкая пехота. Британская империя признала ее заслуги в собственном стиле: "После войны чернокожим, служившим разведчиками или бойцами, было отказано в медалях за участие в кампании, на которые они имели право" (Role of Black people in the South African War. sahistory.org.za. SA History Online. 31 March 2011).


БРИТАНСКИЕ КОНЦЕНТРАЦИОННЫЕ ЛАГЕРЯ И РЕПРЕССИИ ДЛЯ ТУЗЕМЦЕВ.
Значительная часть чернокожего населения Трансвааля и Оранжевой республики в ходе войны сохранила лояльность бурам, и жестоко поплатилась за это. Английские репрессии против туземцев, вопреки громогласным заявлениям имперских пропагандистов о "равенстве британских законов для всех", носили столь же неизбирательный характер, как и расстрелы бурскими ополченцами "кафров-лазутчиков".
Жестоко пострадали народ тсвана, воины которого сражались на стороне буров при осаде Мафекинга, и народ тсонга, "попавший под раздачу" за близкое родство с ним. По сведениям британских очевидцев, "пять, шесть или даже семь сотен мужчин" были расстреляны без выяснения, воевали они за буров, или нет. Руководивший расправой британский военный разведчик капитан Альфред Тейлор получил следующую характеристику из уст своего сослуживца лейтенанта Джорджа Виттона: "Что касается местных племен, у него были развязаны руки, и он имел абсолютную власть над жизнью и смертью; они знали и боялись его от Замбези до Спелонкена, и называли его Булала, что означает убивать, умерщвлять".

"Булала Тейлор" (справа) в австралийском художественном фильме "Вreaker Morant" (1980).

"Кафра"-слугу, сохранившего верность своим бурским хозяевам, также ждала пуля из "Ли-Метфорда" или револьвера. Британские авторы обращаются с цифрами убитых войсками империи туземцев так же небрежно, как их предки в "хаки" обращались с черными жизнями. Погибших среди "лояльного бурам" негритянского населения они определяют приблизительно: около 20 тыс. человек. Большая часть этих малоизвестных жертв Англо-Бурской войны были выморены "офицерами и джентльменами" в концентрационных лагерях, которые стыдливо именовались "лагерями беженцев".
Свидетельствует современная южноафриканская историография: "В Трансваале и Оранжевом Свободном государстве британская кампания «выжженной земли» уничтожила средства к существованию многих тысяч чернокожих. В 1901 году были созданы отдельные концентрационные лагеря для чернокожих для размещения тех, кто был изгнан с земли. Большинство из заключенных были выходцами с бурских ферм, где они проживали в качестве наемных работников, арендаторов или издольщиков.
Целые поселки и даже миссионерские станции были превращены в концентрационные лагеря. К концу войны в 66 лагерях по всей территории Южной Африки проживало около 115 000 чернокожих. Расходы на содержание лагерей для белых заключенных были намного выше, чем расходы на лагеря для черных, где узникам приходилось строить себе хижины из подручных материалов и пытаться выращивать овощи для своего пропитания на крайне ограниченном пространстве. Менее трети чернокожих заключенных были обеспечены пайками. В этих лагерях людей фактически морили голодом. Поэтому у большинства чернокожих мужчин не было другого выбора, кроме как пойти на самую тяжелую и грязную работу в интересах Британской армии, чтобы выжить. К апрелю 1902 года в Британской армии работало более 13 000 беженцев из концентрационных лагерей. В результате лагеря были заполнены в основном женщинами, детьми, стариками и немощными.

Бытовая сцена из концентрационного лагеря для черных, 1901 или 1902.

Чернокожие в концентрационных лагерях не получали достаточного питания и должной медицинской помощи, что привело к гибели многих людей. Работающие были вынуждены платить за еду. Источники воды часто были загрязнены, а условия, в которых содержались заключенные, были ужасающими, что привело к тысячам смертей от дизентерии, брюшного тифа и диареи.
Число погибших в конце войны в концентрационных лагерях для черных составило 14 154 человека, но считается, что фактическое число было значительно выше. Большинство смертей имели место среди детей.
После войны лагеря для черных оставались под военным контролем даже после того, как лагеря для белых были переданы под гражданский контроль" (Role of Black people in the South African War. sahistory.org.za. SA History Online. 31 March 2011).
Таковы были в суровой действительности "благодеяния британской цивилизации" для туземцев в Южной Африке.
_____________________________________________________Михаил Кожемякин.

ВОСЕМНАДЦАТОЕ БРЮМЕРА ЛУИ БОНАПАРТА
2024-04-27 11:26 roman_rostovcev

Название для этой статьи я позаимствовал у Карла Маркса, который жил в одно время с Луи-Наполеоном и написал о нём упомянутую брошюру. Маркс также написал историю Парижской коммуны, о чём мы в своё время тоже поговорим. В принципе, именно Карлом Марксом было подмечено, что диктатор в наступившей эпохе может опираться не на военную верхушку или финансовых воротил, а на широкие народные массы. Впрочем, уже во времена Писистрата Афинского эта технология была банальностью. 

Луи-Наполеон Бонапарт пришёл на смену Луи-Филиппу Орлеанскому и для того, чтобы понимать почему пришёл к власти Бонапарт, надо разобраться с тем, почему и как свергли самого Луи-Филиппа,  и откуда он взялся вообще. Революция 1830-го года была генеральной репетицией «Весны народов» года 1848-го. То есть так получилось, что она стала лишь прологом, замыслилась же она как запал всеобщей европейской революции против системы Священного союза и Венского конгресса победителей Наполеона I. 

В 1830-м году был свергнут Карл Х Бурбон во Франции и сразу же за этим Бельгия отделилась от Королевства Нидерландов. Предполагалось, что произойдёт объединение Франции, Бельгии и Люксембурга, и именно под это объединения французская элита пошла на сохранение формального монархического устройства самой Франции. 

Более того, в том же 1830-м году вспыхнуло восстание в состоящем в унии с Россией Царстве Польском, которое инспирировалось, судя по всему, самим польским наместником Константином Павловичем. Отстраненным, напомню, от российского престола пятью годами ранее. Одновременно в России вспыхнули холерные бунты. 

В июне 1830 года вспыхнуло восстание в Севастополе, о котором сегодня мало, что известно. Восставших возглавила так называемая "Добрая партия" - совет, в который вошли Т. Иванов, Ф. Пискарев, К. Шкуропелов, а также фельдфебель Петр Щукин, слесарь Матвей Соловьев и мещанин Яков Попков. 3 июня военный губернатор города Столыпин  был убит толпой. К восставшим присоединились матросы.  Несколько дней город был в руках восставших, и лишь к 7 июня частям 12-й дивизии генерала Тимофеева удалось восстановить контроль над Севастополем.

А в 1831 году началось уже упоминаемое мною восстание в Северной Италии. Однако Луи-Филипп Орлеанский возлагавшихся на него надежд не оправдал, и многолетняя подготовительная работа, упорный труд множества людей пошли прахом. Бельгию он не аннексировал, независимость Польши не признал и поддержки ей не оказал. Проигнорировал Луи-Филипп и восстание в Италии, позволив Австрии его подавить. Во Франции это предательство братского итальянского народа вызвало сильнейший политический кризис. 

Причины такого изменнического поведения Луи-Филиппа мы не знаем.  Видимо,  он перед передачей ему престола раздавал любые обещания и давал любые гарантии, вступал во все масонские ложи и карбонарские венты и клялся в верности всем партиям и движениям. А после коронации попросту не мог выполнить все данные им обязательства, поскольку они диаметрально противоречили друг другу. 

Поэтому у Луи-Филиппа сразу же начались проблемы.   Следите за руками:

В феврале 1831 года Луи-Филипп даёт австриякам «добро» на подавление восстания в Италии. А уже в октябре 1831 года происходит восстание лионский «ткачей» (ещё одна говорящая профессия в добавок к каменщикам и угольщикам). Мы, конечно же, помним что именно Лион был резиденцией французского комитета итальянский карбонариев, своего рода «внешней столицей» будущей единой Италии. Сама Итальянская республика в 1802 году была провозглашена именно в Лионе. 

В июле 1832 года вспыхивает восстание уже в Париже, приуроченное к похоронам генерала Ламарка. Яркое описание этого восстания присутствует в бессмертном романе Виктора Гюго «Отверженные». Именно во время восстания 1832 года погиб знаменитый парижский мальчуган Гаврош, живший о чреве гигантской статуи слона.  

Одновременно с республиканцами в 1832 году свой ход делает и противоположная сторона: сторонники свергнутых Бурбонов. Мария-Каролина Бурбон-Сицилийская, мать наследника свергнутого Карла Х Генриха де Шамбора высадилась с группой приверженцев в Марселе а затем в известной роялистскими традициями Вандее, объявила себя регентшей (Генриху было всего лишь десять лет)  и издавала от имени сына прокламации, но вскоре была арестована и содержалась в крепости.

В январе 1833 года обнаружилось, что герцогиня беременна от своего мужа, итальянского маркиза Луккези Палли из рода князей Кампо-Франко, с которым обвенчалась тайно в Италии. Это заявление сразу лишило герцогиню политического значения: в глазах легитимистов из вдовствующей французской принцессы она становилась итальянской маркизой и иностранной подданной, которая не имела прав стать регентом французской короны. Поэтому французское правительство сочло возможным освободить её немедленно по разрешении её от бремени дочерью. Словом, с этой проблемой как-то разобрались. 

В апреле 1834 года — ещё одно восстание восстание в Лионе. Восставшим удалось овладеть городом, и движение пошло вширь. В соседнем Сент-Этьене небольшие группы рабочих подняли 11 апреля восстание, но оно не получило развития, и войска без особого труда овладели положением. В Арбуа на помощь восставшим республиканцам прибыли отряды крестьян с красными знаменами; повстанцам удалось на время завладеть этим городом и низложить мэра. Республиканские волнения произошли в Гренобле, Безансоне, Дижоне, Марселе и в ряде других городов. Самое крупное выступление против монархии произошло 13 и 14 апреля в Париже, когда пожар Лионского восстания уже догорал. Но и здесь Общество прав человека смогло вывести на улицы всего несколько сот человек.

В следующем году Луи-Филиппа попытались убить, причём в отличие от многих других, зачастую фейковых покушений, жизни короля угрожала вполне реальная опасность. 28 июля 1835 года, когда Луи-Филипп возвращался с военного парада, из одного дома раздался страшный залп адской машины, состоявшей из 25 ружейных стволов. Король и один из его сыновей были лишь слегка оцарапаны, но 11 человек (в том числе маршал Мортье) были убиты на месте. Покушавшийся на короля Жозеф Фиески, раненый тем же взрывом, спасся по верёвке из заднего окна, но благодаря оставленному им кровавому следу был скоро настигнут, арестован и впоследствии казнён. 

При этом Фиески был самым настоящим франко-итальянцем, и конечно же карбонарием. Происходил из бедной корсиканской семьи, к которой принадлежало несколько разбойников. Служил в неаполитанской армии; вместе с Мюратом был взят в плен и приговорён к смертной казни после попытки Мюрата высадится в Калабрии в октябре 1815 года.  

Однако бы почему-то  помилован и вскоре бежал; странствовал по Корсике и по югу Франции, промышляя то работой на заводах, то службой в полиции (однако!) , то воровством — за последнее в 1819 г. приговорён к десятилетнему заключению в тюрьме. После Июльской соратники «братья» снабдили его чистыми документами и устроили в Париже.  Он даже смог получить от правительства денежное пособие как человек, подвергавшийся политическим преследованиям при предшествовавшем режиме. 

Фиески вполне мог угробить Луи-Филиппа, который спасся лишь чудом. 

Далее, в 1836 году Луи-Наполеон совершает попытку военного мятежа в Страсбурге. Попытка сорвалась, но заговорщики не наказаны: Луи-Наполеона просто высылают в Америку, остальных участников мятежа оправдали по суду. О причинах такого  мягкого отношения к Бонапарту я уже писал и повторяться не буду. 

В 1839-м году в Париже происходит восстание «Общества времён года» (прекрасное название для масонской ложи, но это были бланкисты). 12 мая 1839 года члены общества спровоцировали восстание на улицах Сен-Дени и улице Сен-Мартен, пытаясь захватить штаб-квартиру полиции и парижскую мэрию.  Подготовленная в условиях строжайшей секретности операция не получила широкой поддержки, тем более что в ратуше Барбес выступил с прокламацией, неоякобинская фразеология которой напугала умеренных. В ходе боёв среди повстанцев было 77 убитых и не менее 51 раненых, среди солдат — 28 убитых и 62 раненых. Раненый Барбес был арестован в тот же день, а Бернар — несколько дней спустя. Бланки удалось бежать (позже был арестован и предстал перед судом в 1840 году).

В 1840-м году в Булони высаживается Луи-Наполеон Бонапарт, вновь попытавшись поднять войска на военный бонапартистский путч.  Попытка мятежа снова подавлена правительством, и Луи-Наполеона заключают в крепость Гам. В ней он проводит шесть лет в относительно комфортном заключении (за это время Бонапарт стал отцом двоих сыновей) и начинает позиционировать себя, как социалиста и друга рабочего класса. 

Здесь опять-таки нужно отметить, что если «коммунизм» это учение Маркса и Энгельса, то «социализм» это идеология французских мыслителей начала — середины XIX века: Сен-Симона, Фурье, Блана, Прудона и других. Идеи французского утопического социализма (так уничижительно принято было называть их в СССР) ничуть не противоречили стремлению Бонапарта стать императором. Империя — это не феодальная монархия с властью дворян-землевладельцев, это просто форма правления, возможная при любом общественно-экономическом строе.  Латинское слово «император» соответствует званию генералиссимуса, а генералиссимусом был и товарищ Сталин, например.  

В 1846 году, переодевшись рабочим-каменщиком (шутка юмора такая), Луи-Наполеон бежит из крепости в Англию. 

Наконец, в 1848 году загонщики настигли свою венценосную добычу: король-груша Луи-Филипп Орлеанский был наконец, после долгих и упорных попыток, свергнут с престола. Свергла его Национальная гвардия (более подробно об этой пара-милитаристской организации мы поговорим в статье, посвященной восстанию Парижской коммуны). В декабре 1848 года вернувшийся из эмиграции Луи-Наполеон Бонапарт был избран президентом Франции (кто и как выставлял и продвигал его кандидатуру вы, наверное, и сами хорошо понимаете). А спустя три года, 2 декабря 1851 года Бонапарт был провозглашён императором Франции под именем Наполеона III.

В истории Франции начался один из самых славных, самых благоприятных её периодов. А это значит, что продолжение следует...

РОЖДЕНИЕ ДРАКОНА. УХАНЬ ШАГАЕТ ПО ПЛАНЕТЕ.
2024-04-26 11:28 roman_rostovcev

10 октября 1911 года про-японски настроенным генералам, после нескольких неудачных попыток, наконец-то удалось имитировать успешное революционное выступление в Учане. Это нынешняя часть Уханьского трёхградья в самом центре страны, контролирующее среднее течение Янцзы. Сегодня этот город широко известен, как официальное место рождения вируса  COVID-19. В общем город со славной историей, с богатым прошлым, настоящим и будущим.

До Уханьского восстания организация Сунь Ятсена «Тунмэхой», созданная в Японии и состоявшая в значительной степени из кадровых японских разведчиков, несколько раз пыталась поднять восстание на самом Юге Китая, в Гуанчжоу. Всякий раз эти попытки терпели неудачу. Неудачи же эти были связаны с парадоксальным этническим устройством империи Цин.  Главенствующее место в нём занимали маньчжуры и монголы. На втором месте стояли северные китайцы, на третьем — китайцы Юга. Далее по нисходящей шли неханьские народности окраин Китая (включая и южные). 

Но это ещё не всё. Сам Сунь Ятсен принадлежал к этнической группе хокку, потомков северных китайцев, в какие-то Богом забытые времена переселившихся на крайний Юг и занимающих там парадоксальное подчиненное положение по отношению к коренным южанам. Таким образом, попытки революции под руководством  Тунмэнхоя в Гуанчжоу воспринимались как: 

1) Восстание республиканцев против императорской власти 2) Восстание китайцев против маньчжуров и монголов 3) Восстание южных китайцев против северных 4) Восстание хокку против южных китайцев. Довольно сложная конструкция, не так ли? Для аналогии представьте себе восстание евреев   поляков в русской Галиции в 1905 году. Они там просто были бы врагами для всех остальных: и для украинских националистов, и для русских «черносотенцев», и для официальной царской власти. 

Естественно, что Сунь Ятсен желал сделать базой революции собственную этническую группу и опираться на неё. Это, повторюсь, было бесперспективным, но «доктор Сунь» был очень упрям, а его японские советники в этнической мозаике Китая разбирались слабо. Соответственно генералитет решил действовать от себя лично, не прикрываясь Тунмэнхоем.     В итоге, 10 октября 1911 года бригадный генерал Ли Юаньхун, воспользовавшись какими-то незначительными волнениями среди портовых рабочих Уханя попросту объявил династию Цин низверженной, а Китай — республикой. Думаю, не нужно лишний раз упоминать, что генерал Ли учился военному делу в Японии.

Следом за Уханем южные провинции Китая, под руководством своих военных губернаторов одна за другой объявили себя восставшими. Однако полномасштабной гражданской войны не началось, поскольку за Север Китая и урегулирования Цинской проблемы в расстановке сил отвечал генерал Юань Шикай. Собственно говоря, Юань Шикай был отцом-основателем современных (на тот момент) вооружённых сил империи Цин, создателем первой регулярной Северной армии и первого китайского военного училища. Большая часть китайского генералитета была его прямыми протеже и смотрели на него снизу вверх, вытянув руки по швам. 

Северная армия базировалась в окрестностях столичной провинции Чжили и встречаться с ней на  поле боя южные генералы никакого желания не испытывали. Помимо того, что Юань Шикай был их отцом-командиром, сама боевая выучка Северной армии была на порядки выше подчиненных им частей. Кроме того, в планах революционеров сам Юань Шикая играл важнейшую роль. С одной стороны он по-китайски лицемерно притворялся, что защищает Цинов от южных мятежников, с другой (не менее лицемерно) советовал маньчжурской знати провести умиротворяющие население реформы. 

Для подкрепления этих реформаторских советов, Юань Шикай и его южные коллеги иногда имитировали столкновения по линии разграничения Севера и Юга. В качестве пугала для династии из Японии вновь выписали неукротимого Сунь Ятсена и стали его показывать Цинам в качестве сумасшедшего диктатора, который после победы революции утопит династию в крови. Резиденцией временного президента Китайской республики сделали Нанкин, город революционной славы тайпинов, с явным намеком на то, что шутить революционеры не будут. 

В итоге, постоянно пугая династию мятежами во всё новых провинциях Китая, Юань Шикай довёл дело до своей личной диктатуры на Севере при уже безвластном Цинском дворе. Наконец, в середине января 1912 года он заставил богдыхана отречься от престола в обмен на сохранения особого статуса Цинской династии. Нанкинское республиканское правительство сразу же отправило Сунь Ятсена обратно в Японию, избрав президентом Китайской республики самого Юань Шикая. 

Итак, японскую партию китайцы отыграли очень чисто и практически бескровно. У них формально было и фальшивое (но победоносное) восстание народных масс в Ухане, и гражданская война между Севером и Югом (всё как у взрослых), и отречение династии Цин от престола (как во Франции)  при сохранении безвластного «микадо» в Запретном городе Пекина (как в Японии). То есть, с одной стороны эпоха Цин закончилась и установлена прогрессивная западная форма правления, с другой стороны малолетний Пу И стал как бы Папой Римским (ещё одно заимствование у Запада) и по прежнему символизировал единство китайской нации.

Словом,  китайцы смешали всё, что считали  потенциально прогрессивным, в какой-то невообразимый китайский салат. Вроде бы все ингредиенты использованы, осталось только  пожинать плоды. Однако что-то у них пошло сильно не так, и было бы небезынтересно разобраться, что именно.

А это значит, что продолжение следует...

 

Калужская область. Чудный год Боровск. Боровский монастырь - крепость.
2024-04-18 10:35 pohod_vosemvrat

МЕДОВАЯ ЛОВУШКА-IV. ЭПАТАЖ С ПЕТЛЁЙ НА ШЕЕ.
2024-04-11 11:41 roman_rostovcev

Итак, 27 августа 1830 года в замке Сен-Лё был найден мёртвым его высочество герцог Бурбонский, последний принц Конде.  Принц не то висел, не то стоял, прислонившись к ставням балкона, с петлёй из двух связанных платков на шее, привязанных к оконному шпингалету. Дверь в в комнату была заперта изнутри, что как бы указывало на самоубийство. Впрочем, физическая немощь и увечья 74-летнего старика вызывали сомнения в том, что он мог свести счёты с жизнью столь неудобным способом. Поползли слухи, причём самого скандального, непристойного характера. 

На картинке выше вы можете иметь удовольствие увидеть карикатуру тех времён, посвященную скандалу вокруг гибели принца Конде. Сама жертва изображена на ней в крайне неприглядном, издевательском виде. В центре карикатуры присутствует и Его величество король французов Луи-Филипп, а левом верхнем углу — гильотина, на которой во времена якобинского террора  погиб отец короля, Филипп Эгалитэ.Среди остальных персонажей мы видим и Софи Доуз, и Его Святейшество в характерной тиаре и множество других участников драмы. Так что скандал получился громкий!

Злые языки утверждали, что принц Конде погиб в результате несчастного случая во время непристойных игрищ со своей любовницей, привезённой из Англии проституткой Софи Доуз, то есть игр, связанных с ритуальным удушением.  Это достаточно известная половая девиация, довольно опасная для жизни и приводящая довольно часто к травмам и даже гибели практикующих её сластолюбцев.  Многие заходили и дальше: утверждали, что Доуз намеренно лишила Конде жизни в ходе этой ролевой игры. 

 Однако различие между действительным самоубийством, несчастным случаем  в ходе ролевой игры соло, либо игры с партнёром, и, наконец, в результате намеренных действий второго участника установить зачастую невозможно. В сущности, всё решает усмотрение следователя, производящего первичный осмотр и сбор доказательств на месте проишествия. Но это правило действует лишь в происшествиях с заурядными, обычными людьми. Если же замешаны представители элиты, к которой несомненно относился принц Конде, то всё решает политическая целесообразность.  

Мы с вами оставили принца в Лондоне 1811 года, когда он связал свою жизнь с юной, но чрезвычайно искушенной жрицей свободной любви Софи Доуз. Спустя несколько лет, после реставрации Бурбонов, принц Конде вернулся во Францию и зажил жизнью знатного реэмигранта, подобно другим былым собратьям по несчастью. Софи Доуз он взял с собой. 

Считается, что Софи Доуз была участницей и организатором самых бесстыдных оргий с участием принца Конде. Как я полагаю, она также была осведомительницей британской секретной службы.  Как будто глумясь над всякими понятиями о общественной нравственности,  сам Конде выдавал Софи за свою незаконнорожденную дочь, прижитую им во время странствий, и активно занимался устройством её женской судьбы. 

В итоге, 6 августа 1818 года состоялось её  бракосочетание с бароном Адрианом де Фешер, и Софи стала баронессой. Однако барон вскоре начал о чём-то догадываться, по Парижу поползли слухи о скандальном прошлом и настоящем новоиспеченной баронессы, что не могло не встревожить чувствительного в вопросах чести принца. В подтверждение родственной связи с Софи, и в какой-то степени ради успокоения её супруга-барона, принц завещал ей (а следовательно и самому супругу) свои роскошные владения Сен-Лё и Буасси.

Здесь нужно напомнить, что прямых наследников у принца не было: его единственный сын, герцог Энгиенский был расстрелян в 1803 году наполеоновским трибуналом.  Это обстоятельство давало Конде моральное право распоряжаться своим наследственным имуществом по собственному усмотрению, тем более, что Софи он позиционировал как свою незаконнорожденную дочь. Вроде бы все (возможные в столь щекотливых обстоятельствах) приличия были соблюдены. Однако, вполне возможно, что по совету искушенной в разного рода щепетильных вопросах Софи, Конде упомянул в завещании ещё одного наследника: герцога Омальского, сына Луи-Филиппа Орлеанского, которому Конде приходился крёстным отцом. Ему предназначалась довольно крупная денежная сумма в звонкой монете.  

Дело в том, что помимо прямых наследников у принца Конде была родня и по линии его матери, урожденной де Роган. Это был тоже очень знатный и славный род французской знати. Предполагалось, что Луи-Филипп Орлеанский, в случае вполне вероятного оспаривания завещания со стороны Роганов, оказавшись в одной лодке с Софи, сгладит острые углы, как-то договорится с Роганами. В итоге поместья Роганы у неё выкупят, пусть и за пол-цены, которую вполне может оплатить за них Луи-Филипп из своей части наследства. 

В итоге Роганы получили бы родовые поместья Конде, Луи-Филипп большую часть завещанных им денег, а Софи Доуз, баронесса де Фешер солидный куш. Нужно понимать, что былой контрабандистке, а затем лондонской проститутке, которой судьба открыла двери в высшее французское общество, дала титул баронессы и положение в свете, случившийся в итоге громкий скандал был абсолютно не нужен. В той среде, в которой она выросла и сформировалась, за такие выкрутасы просто убивали, и Софи прекрасно знала, что и в Париже её в лучшем случае ждала бы каторжная тюрьма. 

Но тут произошла июльская революция 1830-го года, и 9 августа её покровитель Луи-Филипп Орлеанский взошёл на французский престол. Принц Конде засобирался в эмиграцию вслед за свернутым Карлом Х, но уехать не успел:  27 августа 1830 года  его тело нашли в петле замка Сен-Лё. Может показаться, что позиции и Софи Доуз, и самого Луи-Филиппа в деле о наследстве принца Конде усилились настолько, что стали совершенно неуязвимыми, и делиться с Роганами вообще не придётся, что они попросту отступят перед королевской властью. 

Но всё пошло совсем не так. Обойдённые наследством Роганы, вопреки всем правилам приличия, возбудили громкий и крайне скандальный судебный процесс. В соответствии с законом, наследники, причастные к насильственной смерти наследодателя, отстраняются от наследования. 

Согласно версии истцов, Софи Доуз и Луи-Филипп (напомню, к тому времени уже король!) вступили в сговор с целью воспрепятствовать эмиграции принца Конде в Шотландию, где он вышел бы из-под влияния своей деспотичной любовницы. С этой целью Софи во время сеанса аутоэротической асфиксии намеренно умертвила принца, а королевская полиция помогла ей представить его смерть как самоубийство. 

Естественно, что подобный иск никак не мог быть удовлетворён ни одним французским или любым другим судом. Не зависимо от того, насколько обоснованны были доводы истцов, обычный гражданский суд просто не имел права выносить по ним никаких решений. Ведь уголовные преступления расследуются в совершенно ином порядке, в порядке уголовного судопроизводства. 

На что рассчитывали Роганы? После того, как они озвучили столь чудовищные обвинения в суде, договариваться с ними Луи-Филипп уже не мог: это было равнозначно признанию вины в убийстве. Но Роганам, ярым легитимистам и противникам июльской монархии и нужен был именно скандал, они ненавидели «короля баррикад» Луи-Филиппа и старались опорочить его имя как можно сильнее.

Судебное заседание представляло собой натуральный балаган. Нанятый Роганами юрист прилюдно высмеивал Софи, нещадно копался в ее прошлом, и издевательски выспрашивал подробности "игр", предшествовавших гибели принца. Досталось и Луи-Филиппу: сторона Роганов обрушила на "короля-гражданина" острейшую критику, выставив его человеком жадным и нечистым на руку. Словом, начало царствования Луи-Филиппа было ознаменовано самым гнусным из возможных скандалов.

А вот роль Софи Доуз на этом процесс была гораздо более двусмысленной. Вместо того, чтобы сказаться больной и поручить ведение дела адвокату, что сразу бы вернуло его в рутинное русло судейского крючкотворства, Софи стоически выносила все издевательства истцов, лично участвуя в судебных заседаниях. А зачем? И здесь мы снова вынуждены отвлечься на вопросы текущей политики тех времён.

В сентябре того же 1830 года произошла революция в Бельгии. Согласно решениям Венского конгресса 1815 года, Бельгия (до того времени уже прочно интегрированная во Францию) была передана королевству Нидерланды.  После июльской революции во Франции вспыхнуло восстание и в бельгийских провинциях Нидерландов. Одним из вариантов развития бельгийской революции было воссоединение Франции и Бельгии. Естественно, что Англию такой исход категорически не устраивал, как чрезвычайно усиливающий Францию. В ход были пущены мощные дипломатические усилия по купированию этой опасности, но и другими, более грязными средствами англичане тоже не никогда брезговали. 

Скандал с наследством принца Конде как нельзя лучше способствовал внутриполитическим трудностям новоиспеченного короля французов, фактически обвиняемого в убийстве одного из самых знатных людей во Франции. Но ключи от этого скандала находились в руках именно английской шпионки Софи Роуз. В любой момент, на любом из судебных заседаний она могла раскаяться, разрыдаться и обвинить Луи-Филиппа в пособничестве в укрывательстве этого преступления, а то и в прямой организации его. Усидел бы тогда Луи-Филипп на своём новёхоньком, ещё не устоявшемся троне? В итоге бельгийское дело закончилось компромиссом: Бельгия получила-таки независимость, но в состав Франции не вошла.  

Обстоятельства же смерти принца Конде  остались до конца невыясненными. Медовая ловушка захлопнулась прочно и так и не раскрыла своих тайн. Однако имя Луи-Филиппа так и осталось замаранным этой историей, что внесло определенный вклад в его свержение спустя восемнадцать лет. 

В 1848 году Виктор Бутон, автор знаменитой брошюры «Революционные профили», ссылаясь на архивы полицейской префектуры, подтвердил в своём издании разоблачения событий августовской ночи 1830 года: «Герцог Бурбонский был повешен: его стариковские склонности облегчили это преступление; госпоже де Фешер немногое потребовалось для его осуществления».

А что Софи? Сразу после завершения судебной тяжбы она покинула Францию и осела в Лондоне: пребывание в Париже для нее стало небезопасным.

На родине Софи старалась жить незаметно, в свет выходила крайне редко. 15 декабря 1840 года дочь рыбака-контрабандиста, девица из "веселого заведения" и баронесса с многомиллионным состоянием, скончалась в возрасте 50 лет. 

Был ли принц Конде действительно убит, и кто стоял за этим убийством? Или его смерть была несчастным случаем во время сеанса ритуального самоудушения с участием или без участия Софи Доуз? Или несчастный старик, впавший в чёрную депрессию попросту свёл счёты с жизнью, злобно предвкушая, какую бурю скандалов, склок, провокаций и инсинуаций поднимет его поступок? Трудно судить об этом... 

Но несомненно одно:  гибелью Конде воспользовались в политических целях самого высокого полёта.  И во многом именно его сумасбродному характеру и порочным склонностям  сегодняшняя Бельгия обязана своей независимостью!

 

Мальчик с колесом. Следственное дело 13-летнего Григория Путилова. 1937 - 38 гг.
2024-04-11 09:12 midgard_msk

В копилку к сетевым былинам и сказаниям сказаниям о репрессированных в сталинские годы подростках. В прошлый раз препарировали небезызвестного Шамонина, а вот ещё один: часто можно наткнуться на такую душещипательную историю:

24.01.1938 Путилов Григорий Павлович в возрасте 14 лет был арестован за то что колесо от колхозной телеги, на которой он ездил, случайно свалилось в реку. Приговорен к 5 годам лишения свободы. В 1989 г. реабилитирован.

Историю эту тиражируют много где: здесь же в ЖЖ, еще в ЖЖ, на Дзене, в базе "Открытого списка", в ВК (1, 2, 3, 4, постов очень много), на Пикабу и ещё много где, всего и не перечислить. Иногда излагают подробнее:

Все началось с простой детской шалости. Возле деревенской кузницы лежали свезенные в ремонт телеги. Гришка вместе с дружком Федькой Борисовым катал по траве давно отвалившееся колесо, которое по закону подлости выскользнуло из ребячьих рук и скатилось в реку. Мимо проезжал деревенский участковый. «Пошто портите колхозное имущество?» - возмутился он. Гришку с Федькой отвезли в район, в участок... Там побранили да отпустили, и все скоро забылось.
О друзьях-«вредителях» вспомнили зимой. Их арестовали 24 января 1938 года.

В общем, катал пацан колесо, уронил в реку, а его за это в кутузку. На 5 лет. Нехорошо. Но возникает закономерный вопрос — а доказательства этой ошеломительной истории где?..

Ссылки (если они вообще имеются) всегда и везде идут на один и тот же первоисточник: изложение с воспоминаний самого Путилова, впервые опубликованное в 2005 г. в книге о политических репрессиях в Ставрополе-на-Волге.

На самом деле, ответ на вопрос "а что в деле написано?.." частично уже дан тем самым засветившимся в кейсе Шамонина "Бессмертным бараком": к их чести, где-то в 2021 году они запросили сканы дела Путилова и выложили их на своём сайте. Тогда же оно появилось и на Истмате. Так что основная фактура дела уже всё таки известна. Увы, несмотря на обещание опубликовать ещё и материалы по подельникам Путилова Борисову и Плотникову, сделано это так и не было. Собственно, данный пробел я и хотел восполнить. Дело я запросил в ПермГАСПИ, и мне прислали копии. Отмечу сразу — запрашивал я не все листы, а только те, которых не было в публикации "Барака" и на Истмате, поэтому качество сканов немного отличается.
Упомянутые в тексте вербовщики Плотников и Тюшев так же были арестованы, и Тройкой УНКВД по Свердловской области приговорены к ВМН. Сканы их дела запрошу и выложу позже.

Принципы публикации те же: рукописные документы я расшифровал, машинописные и хорошо читаемые рукописные - оставил так. Также не стал переводить в текстовый вид маловажные и неинформативные документы типа описей имущества. В расшифрованных документах рукописные части выделены курсивом.
Так же необходимо оговорить, что несколько листиков среди сканов отсутствуют, а именно:


  • постановление об избрании меры пресечения в отношении Борисова Ф.К. в виде заключения под стражу (л. 2)

  • оборот листа из допроса свидетеля Игошева (л. 80об)

  • один из экземпляров выписки из протокола ОСО в отношении Борисова Ф.К.(л. 99)

  • лист №114, не знаю что там

Недостающие документы уже дозаказал, чуть позднее добавлю, но ничего важного там всё равно нет.

1. Обложка следственного дела:


2. Опись дела:


3. Постановление о выделении следственного материала, 22.11.1937:


4. Постановление об избрании меры пресечения в отношении Борисова Ф.К.:
[скана л. 2 нет]

5. Анкета арестованного Борисова Ф.К., 1922 г.р., 18.03.1937:


6. Постановление об изменении меры пресечения в отношении Борисова Ф.К., 06.04.1937
:

7. Подписка о невыезде и протокол передачи под поручительство обвиняемого Борисова Ф.К., 07.04.1937:


8. Опись имущества отца обвиняемого Борисова Ф.К., 07.04.1937:


9. Постановление о привлечении в качестве обвиняемого Борисова Ф.К. по ст. 58-9 УК, 18.03.1937:


10. Постановление о привлечении в качестве обвиняемого (переквалификация) Борисова Ф.К. по ст. 58-7-11 УК, 02.07.1937:


11. Характеристика сельсовета в отношении Борисова Ф.К., 13.03.1937:


12. Справка о медосмотре Борисова Ф.К., 05.04.1937:


13. Справка сельсовета о дате рождения Борисова Ф.К., 13.03.1937:


14. Протокол допроса обвиняемого Борисова Ф.К., 18.03.1937:


15. Протокол допроса обвиняемого Борисова Ф.К., 05.04.1937:


16. Протокол допроса обвиняемого Борисова Ф.К., 08.04.1937:


17. Протокол очной ставки между Борисовым Ф.К. и Путиловым Г.П., 08.04.1937:


18. Протокол допроса Борисова Ф.К., 08.04.1937:


19. Протокол допроса Борисова Ф.К., 05.05.1937:


20. Постановление об избрании меры пресечения в отношении Путилова Г.П, 07.04.1937:


21. Подписка о невыезде Путилова Г.П., 07.04.1937:


22. Постановление о привлечении в качестве обвиняемого (переквалификация) Путилова Г.П. по ст. 58-11 УК, 02.07.1937:


23. Постановление о привлечении в качестве обвиняемого Путилова Г.П. по ст. 58-9 УК, 07.04.1937:


24. Характеристика сельсовета в отношении Путилова Г.П., 13.03.1937:


25. Справка сельсовета о дате рождения Путилова Г.П., 13.03.1937:


26. Справка о медосмотре Путилова Г.П., 05.04.1937:


27. Протокол допроса Путилова Г.П., 07.04.1937:


28. Протокол допроса Путилова Г.П., 16.05.1937:


29. Протокол допроса Путилова Г.П., 05.07.1937:


30. Заверенная копия протокола допроса Плотникова А.Я., , 18.03.1937:


31. Заверенная копия протокола допроса Плотникова А.Я., 05.04.1937:


32. Заверенные копии протоколов допроса Плотникова А.Я., 08.04.1937:


33. Заверенная копия протокола допроса Плотникова А.Я., 16.05.1937:


34. Заверенная копия протокола допроса Плотникова А.Я., 05.07.1937:


35. Протокол допроса свидетеля Габова Е.И., 04.03.1937:


36. Протокол допроса потерпевшего Кирякова Ф.И., 15.03.1937:


37. Протокол допроса свидетеля Плеханова А.М., 05.04.1937:


38. Протокол допроса свидетеля Зонова Н.П., 05.04.1937:


39. Протокол допроса свидетеля Унжакова И.М., 05.04.1937:


40. Протокол допроса свидетеля Черемных А.И., 06.04.1937:


41. Протокол допроса свидетеля Игошевой П.Ф., 07.04.1937:


42. Протокол допроса свидетеля Байдерина А.И., 12.04.1937:


43. Протокол допроса свидетеля Асташина И.Г., 12.04.1937:


44. Список участников собрания и справка к нему, 12.04.1937:


45. Протокол допроса свидетеля Пескова В.С., 12.04.1937:


46. Протокол допроса свидетеля Игошева А.Г., 12.04.1937:
[л. 80] 

47. Протокол допроса свидетеля Пономаревой А.П., 11.05.1937:


48. Протокол объявления об окончании следствия Борисову Ф.К., 17.05.1937:


49. Протокол объявления об окончании следствия (повторное) Борисову Ф.К., 05.07.1937:


50. Протокол объявления об окончании следствия Путилову Г.П., 17.05.1937:


51. Протокол объявления об окончании следствия (повторное) Путилову Г.П., 05.07.1937:


52. Постановление Уинского районного прокурора, 07.07.1937:


53. Сообщение УНКВД по СО о возвращении следственного дела для переквалификации, 27.06.1937:


54. Постановление Уинского районного прокурора, 02.06.1937:


55. Обвинительное заключение по обвинению Борисова Ф.К. и Путилова Г.П.:


56. Выписки из протокола ОСО при НКВД СССР в отношении Борисова Ф.К. и Путилова Г.П., 02.08.1938:


57. Постановление помощника Свердловского областного прокурора о направлении дела по подсудности в ОСО при НКВД СССР, 17.12.1937:


58. Выписки из протокола ОСО при НКВД СССР в отношении Борисова Ф.К. и Путилова Г.П. (2-й экз.), 02.08.1938:

[скан л. 99]

59. Заключение прокуратуры о реабилитации Путилова Г.П., 16.05.1989:


60. Справки адресного бюро о месте проживания родственников Путилова Г.П., 18.05.1989:


61. Заключение прокуратуры о реабилитации Борисова Ф.К., 16.05.1989:


62. Справки адресного бюро о месте проживания родственников Борисова Ф.К., 18.05.1989:


63. Резолюция на заявлении Путилова Г.П., 01.06.1990:


64. Заявление Путилова Г.П. и записка к нему, 14.05.1990:


65. Ответ на заявление Путилова Г.П. и справки об отбытии наказания и реабилитации, 07.06.1990:


66. Фото Борисова Ф.К.:


67. Фото Путилова Г.П.:


На этом уголовное дело заканчивается.

МЕДОВАЯ ЛОВУШКА-III. ДОЧЬ КОНТРАБАНДИСТА
2024-04-10 15:16 roman_rostovcev

Мы хорошо знаем, что знатный французский эмигрант, которому предстояло стать очередным принцем Конде, то есть герцог Луи-Антуан Энгиенский, нашёл свою кончину в расстрельном рву Венсеннского замка по приговору скорострельного революционного трибунала 21 марта 1804 года. Но нет так хорошо известно, что его отец, Луи-Анри де Бурбон-Конде, ставший последним из Великих Конде, закончил свою жизнь в петле. Но он не был приговорён к повешению, хотя и жил в довольно бурное время. Обстоятельства его гибели позволяют нам раскрыть ещё одну ипостась так называемой «медовой ловушки».

Как мы уже неоднократно разбирали, в медовой ловушке сладкого мало. Если Вы наслаждаетесь обществом красивых женщин и пользуетесь у них заслуженным успехом, никто Вас роковыми красавицами соблазнять не станет. То же самое относится и обратному случаю: привлекательную женщину с полноценной и насыщенной личной жизнью и мошенники, и шпионы обходят стороной. Жертвой медовой ловушки всегда становятся аутсайдеры, носители противоестественных пороков, одинокие и закомплексованные люди обоего пола. 

Наш очередной герой родился, что называется, «с серебряной ложкой во рту».  Его отцом был Луи-Жозеф Конде, матерью — Шарлотта де Роган, представители самых сливок французской элиты. Однако революционные бури, охватившие Францию и Европу, развеяли позолоченный мир роскоши королевского двора. Мать нашего героя умерла совсем молодой, отец был вынужден эмигрировать. В эмиграции Луи-Жозеф Конде не отсиживался в приживалах европейских монархов. Он создал знаменитый «корпус Конде» из французских дворян-эмигрантов и вплоть до Люневильского мира сражался с республиканской Францией на всех европейских фронтах. Однако удача не сопутствовала эмигрантам и вскоре корпус остался без покровителей. В 1801 году Луи-Жозеф вместе со своим сыном поселяется в Англии. К этому времени нашему герою уже исполняется 44 года.

Личная жизнь последнего представителя рода Конде не сложилась. В 1770 году 14-летнего Луи-Анри женили на сестре знаменитого во время Французской революции Филиппа  Орлеанского (Эгалите). От этого брака у него как раз и родился единственный ребёнок, пресловутый  герцог Энгиенский (1772). Здесь следует упомянуть, что супружеская жизнь у пары сразу не задалась, вместе они практически не жили, а уже  в 1780 году супруги расстались. В дальнейшем ни одна из представителей знатных родов Франции не смогла завоевать его сердце. 

Ну, а в Англии принц Конде встретил свою настоящую любовь. И если Вы более или менее разбираетесь в такого рода коллизиях, то нимало не удивитесь, что встретил он проститутку, и,  как пишут в источниках,  «дочь рыбака-контрабандиста» с острова Уайт по имени Софи Доуз.  Как же так получилось? 

Для начала давайте вернёмся к тому, что нашего героя женили в четырнадцатилетнем возрасте. Это в общем-то не типично, но вполне понятно, если рассмотреть дело в контексте. Видимо, к этому возрасту у юного Луи-Анри уже проявились определенные предпочтения в его раннем  половом поведении, которое родители и пытались скорректировать по банальному рецепту «Жениться тебе надо, барин!» Представления о том, что порочного молодого человека можно «исправить», женив его на хорошей девушке, живучи и в наши дни. Как мы видим из последующих событий, исправить Луи-Анри так и не получилось.

С другой стороны, нужно понимать, что выражение «рыбак-контрабандист» так же нелепо, как и «барышня-крестьянка». Воровка никогда не станет прачкой, а вор не станет портить руки тачкой. Остров Уайт по своему географическому расположению это идеальная база для контрабанды:  разгружаем судно в одной из пустынных бухт, а затем распределяем груз по утлым рыбачим судёнышкам и перевозим на побережье Англии. Рядом Портсмут, крупнейший английский порт, в котором можно сбыть всё, что угодно. 

Соответственно, папаша-Доуз не пачкал рук тяжелым рыбацким ремеслом, и был, как все его коллеги по криминальному бизнесу, человеком тёртым и достаточно развитым. Для занятия контрабандной требовалось, как минимум, умение хорошо считать, причём в разных валютах и мерах веса, объёма и длины. Разбираться в сортах табака, в винах и кофейных зёрнах, пряностях и тканях,  говорить как минимум на трёх-четырёх языках, включая, конечно, французский. На французский манер Доуз и назвал свою дочь Софи.

И юная Софи Доуз тоже была не забитой и безграмотной рыбачьей подручной, не разгибавшей спины за чисткой и потрошением рыбы и пропахшей на всю жизнь запахом вонючей сельди и трески. Очевидно, что она тоже хотя бы немного говорила по-французски и голландски, знала грамоту, хорошо ориентировалась в предметах роскоши и мысленно примеряла на себя шёлк, бархат и парчу, тюкам и свёрткам которых она вела учёт.  

В итоге юная Софи сначала подалась в Портсмут, а затем и в Лондон. В Лондоне тогда собрался цвет французской роялисткой эмиграции, поскольку к 1811 году на континенте уже царил Наполеон, и европейские монархи закрыли свои двери своих дворцов для беглых французских эмигрантов. Софи работала в борделе на Пиккадилли, но, скорее всего,  не рядовой жрицей любви, судя по её выявившейся в дальнейшем деловой хватке. Видимо, она была хостесс, если не сводницей класса люкс. Там она и познакомилась с Луи-Анри де Бурбон-Конде. Конде не на шутку увлёкся Софи, поселил её в своём доме и даже выписал с острова Уайт её достойную матушку. 

И опять-таки возникает вопрос: насколько в принципе вероятно, что английская секретная служба пропустила столь знаменательный факт мимо своего неусыпного внимания? Здесь нам снова надо сделать некоторое отступление от нашей медовой темы и на время окунуться в скучные сферы политических интриг. 

Хорошо известно, что идея смены правящей династии Бурбонов на какую-либо более приемлемую, витала в революционной атмосфере Французской республики  ещё со времен Термидора, если не раньше. В конце концов, в самой Англии, служившей французским либералам образцом для подражания, именно смена династии служила итогом и логическим завершением любой революции. Разумеется, во Франции  уже воцарились Бонапарты, но их рассматривали как временный, переходный период.

Одной из таких возможных конституционных династий будущей Французской монархии была Орлеанская (которая и получила трон после революции 1830 года).  В своё время именно Филипп «Эгалитэ» Орлеанский  сделал очень многое для низвержения Бурбонов и даже голосовал в Конвенте за казнь Людовика XVI. Сын же Филиппа Эгалитэ и будущий король Франции Луи-Филипп вообще состоял в якобинском клубе...

Славный род принцев Конде тоже стоял в шорт-листе претендентов на пост-наполеоновский французский трон. История и воля победителей рассудили иначе, и на какое-то время во Франции вновь воцарились Бурбоны. Но варианты были разные, и эти варианты рассматривались. Скоропалительная казнь Наполеоном герцога Энгиенского была вызвана во многом и тем обстоятельством, что династия Конде вполне серьёзно котировалась в качестве претендентов на трон Франции после предполагаемого убийства самого Наполеона, тогда ещё просто первого консула. 

Иными словами, наиболее вероятным будет предположение, что по крайней мере со дня знакомства с принцем, наша героиня была осведомительницей английской секретной службы. В дальнейшем это обстоятельство позволит нам найти достаточно обоснованные объяснения некоторым загадочным подробностям её жизни, судьбы и роли в  рассматриваемых событиях. 

Итак, в 1811 году судьбы Луи-Антуана и Софи Доуз тесно переплелись для того, чтобы уже не расходиться до самой трагической смерти принца, обнаруженного повешенным 27 августа 1830 года во родовом замке Сен-Лё в 20 километрах к северу от Парижа.  О дальнейших событиях нам нужно будет рассказать более детально, а это значит, что продолжение следует.

 

АНГЛИЙСКАЯ РАЗВЕДКА. СМЕРТЬ ШПИОНАМ!
2024-04-08 11:09 roman_rostovcev

22 июля 1812 г. в поместье Барэнс-Террас под Лондоном произошло странное убийство. В смерти проживавшей там четы д'Антрэг обвиняли слугу-итальянца, который зарезал графиню, затем смертельно ранил графа, после чего покончил с собой выстрелом из пистолета. Предполагаемый убийца, итальянец Лоренцо, за день до гибели супруга д'Антрэга рассчитала слугу-итальянца, и это некоторые сочли причиной трагедии.  Однако веских доказательств того, что слуга-убийца самостоятельно свел счеты с жизнью, испугавшись суда, как уверяли газеты, публике предъявлено не было, а единственный свидетель произошедшего давал сбивчивые и противоречивые показания.

Можно ли предположить, что д'Антрэг был устранен английской секретной службой как нежелательный свидетель каких-то эпизодов тайной войны на континенте, в которой он участвовал с самых первых лет Великой Французской революции? Я бы считал такое предположение вполне оправданным. Действительно, д'Антрэгу было известно многое из того, что могло бросить тень на множество деятелей антинаполеоновской коалиции. В каком-то смысле д'Антрэг и к 1812 году уже сильно зажился на белом свете. Но чем же он занимался все эти годы?

Считается, что д'Антрэг, в начале событий, предшествующих революции, придерживающийся либеральных взглядов, впоследствии эволюционировал в ярого монархиста. Однако  эта эволюция настораживает своей резкостью и стремительностью. Основные вехи революционного развития Франции пришлись уже на период его эмиграции, поскольку он выехал в Швейцарию уже в 1790-м году. Считается, что д'Антрэг был категорически не согласен с лишением короля права вето, но сама Конституция Франции была принята только в 1791 году, и как раз право королевского вето в ней предусмотрено было.  В сущности, в 1790-м году ни монархическое устройство Франции, ни статус короля, как главы государства не подвергался никакому сомнению.

В Швейцарии наш беглец не задержался, перебравшись в Венецию. В Венеции он свел знакомство с испанским послом доном Симоном де Лас Казасом. До 1795 г. д'Антрэг служил атташе испанского посольства, а когда Испания вышла из коалиции, подписала мир с Францией и покровитель графа Лас Казас был переведен в Лондон, д'Антрэг стал представителем Людовика XVIII у русского посла в Венеции. Считается, что именно в этот период д'Антрэг и создал свою никогда ранее не виданную частную разведывательную организацию. Пишут, что деятельность этой "мануфактуры", или "машины", как для конспирации именовали агентство д'Антрэга охватывала все сферы жизни революционной Франции. Даже великий и ужасный Комитет общественного спасения был под присмотром этого агентства.  Бюллетени д'Антрэга по подписке распространялись среди монархов и дипломатов антифранцузской коалиции. 

Долгое время историками использовались лишь 28 опубликованных бюллетеней д'Антрэга, сегодня они располагают еще 130 бюллетенями.  Современники д'Антрэга расходились в оценке достоверности его информации, но английское правительство, несомненно, полностью ее признавало. Министр иностранных дел Гренвилл считал донесения настолько важными, что докладывал об их содержании королю Георгу III. 

Естественно, у любого здравомыслящего человека возникает сразу два вопроса: каким образом д'Антрэг вербовал свою агентуру в Париже и какими средствами расплачивался за передаваемые ему сведения. Но это уже вопросы второстепенные, технические. 

Главный вопрос в том, откуда такая прыть? Обычный скучающий аристократ, решивший развеять свой сплин либеральной оппозицией абсолютизму, вдруг становится супершпионом столетия. Причём действует он не от какой-либо державы, а сам от себя. В частном порядке. У д'Антрэга, конечно, были праздничные эпизоды в биографии. Например, он женился на разведенной певичке. В качестве некого блуждающего авантюриста, типа графа Калиостро, Сен-Жермена или шевалье д’Эона мы можем его представить. Там передрнул в карты, здесь сплясал канкан в женском платье, кому-то подменил стекляшкой изумруд, кому-то продал эликсир бессмертия. Ну и шпионаж, по большей части тоже липовый, в пользу графа Прованского или какого-нибудь из мелких германский владетельных князей. 

Но организация собственной частной разведки экстра-класса? При этом никаких связей у д'Антрэга в Париже не было, денег на вербовку агентуры ему тоже брать неоткуда. Так откуда дровишки? От англичан. Агенство д'Антрэга было сливным бачком английской секретной службы, руководство которой и подторговывало сведениями, добытыми вполне реальной и действительно весомой английской шпионской сетью в Париже. Это совершенно очевидно, и я даже не знаю, что здесь можно возразить. При этом публикующаяся в бюллетенях агенства информация ещё и корректировалась в выгодную для текущей политики Британии сторону. 

О д'Антрэге рассказывают ещё одну удивительную историю.  «В мае 1797 г. к главнокомандующему французской армией в Италии генералу Бонапарту прибыла эстафета от генерала Ж.-Б. Бернадота из Триеста, уже занятого французами. Примчавшийся курьер передал Бонапарту портфель. Портфель был изъят у графа д'Антрэга, который, спасаясь бегством из Венеции в Триест, попал в руки Бернадота. В этом портфеле оказались поразительные документы: неоспоримые доказательства измены знаменитого генерала Республики, а с мая 1797 г. - председателя Совета пятисот Шарля Пишегрю, его тайных переговоров с агентом принца Конде, Фош-Борелем. Только одно обстоятельство замедлило отправку этих документов к фактическому главе Директории П. Баррасу: в одной из бумаг другой агент Бурбонов, граф Морис-Рок де Монгайар, сообщал о предпринятой им попытке переговоров с самим Бонапартом. Последний решил, что эти строки лучше уничтожить, и предложил д'Антрэгу переписать документ. В случае отказа переписать и подписать документ Бонапарт грозил расправиться с пленным. Д'Антрэг сделал все, что от него требовалось, и ему было устроено "бегство" из-под стражи».

Напомню, что в 1797 году д’Антрег занимал пост представителя графа Прованского в Венеции. Как известно, Леобенская сделка Бонапарта отдавала Венецию Австрии, однако перед разменом Бонапарт занял город своими войсками. Д’Антрег успел уехать в Триест, где и был задержан солдатами Бернадотта. То есть в Триесте д’Антрега не знали, по крайней мере так хорошо, как в Венеции, французы его там специально не искали, но он всё равно попался. Это бросает на образ супершпиона определенную тень.

И, кстати,  в чём была проблема «расправиться с д'Антрэгом» после того, как он «переписал и подписал» документ, который вообще-то изначально написал другой человек, то есть Монгайар? Почему этот документ нельзя было просто уничтожить, вместе с самим д'Антрэгом, а оставшиеся бумаги переслать в Париж? Очевидно, что история эта выдумана, чтобы как-то объяснить сам факт благополучного избавления д'Антрэга из французского плена. 

В принципе, можно предположить, что д'Антрэг назвал генералу Бонапарту пароль. Почему нет? Среди французских государственных деятелей связи с роялистами поддерживали довольно многие. Шепотом даже называли фамилии Робеспьера, Барасса, Сиейеса. Один из крёстных отцов Революции, первый командующий Национальной гвардией генерал Лафайет, блестящий учёный и «организатор победы» Лазар Карно, генералы Пишегрю и Дюмурье оказались в разное время в рядах эмигрантов. 

А у Бонапарта были весьма нехорошие показания. Во время роялистского мятежа Паоли Бонапарт был на Корсике и попал в плен. Дважды (!) ему удалось бежать. Во время облавы в Аяччо в дом, где скрывался Бонапарт, пришли роялистские жандармы, но обменявшись парой фраз с хозяином, ушли не сделав обыска — это уже третье счастливое спасение юного Бонапарта от виселицы в течение буквально пары дней. А после термидорианского переворота Бонапарт был арестован уже республиканскими властями, по  обвинению в связях с роялистами через Геную. Так что всё могло быть. 

Вернемся к нашему герою. После заключения Тильзитского мира оставаться на континенте д'Антрэгу стало опасным. Австрия, Пруссия и Россия вышли из войны. Переехавший осенью 1806 г. в Англию д'Антрэг, пока еще находившийся на русской службе, получал удвоенный пенсион от России, а также солидную пенсию от британского кабинета, якобы за то, что сообщил о секретных статьях мирного договора между Россией и Францией, полученных от русского посла в Париже П.Я. Убри. В Лондоне д'Антрэг решился опубликовать эти "секретные сведения" в газетах, со ссылкой на русских дипломатов, однако совсем скоро дело приняло неприятный оборот: английская пресса разоблачила графа. Первой в октябре 1806 г. назвала ложью некие "секретные статьи" русско-французского договора газета "Монинг кроникл". Издание уверяло, что ни Убри, ни Чарторыйский не имеют отношения к документу, опубликованному д'Антрэгом в центральных газетах.

Иными словами, д'Антрэга вовлекли в мутные воды британской внутренней политики, что и нашло своё отражение в газетных перепалках вокруг его публикаций. Не вдаваясь в подробности, многие из которых нам и не известны, одна часть британского правящего класса стремилась к конфронтации с Петербургским кабинетом, другая стремилась сохранить добрые отношения с Александром Первым. Отношение к России было не главным противоречием этих партий, конечно, но тоже имело место быть. Как частный случай. 

Главным же движителем этой политической борьбы был тот хорошо известный факт, что король Англии был сумасшедшим. Естественно, что вокруг этого факта в английской элите десятилетиями шла скрытая, но чрезвычайно ожесточенная грызня. На фоне прогрессировавшей болезни короля между его женой и сыном-наследником возникло разногласие по вопросу регентства. Пользуясь биллем 1789 года, королева запретила впредь принцу Уэльскому самостоятельно навещать короля, даже когда весной 1789 года короля вновь признали вменяемым.

В 1810 году королю Георгу стало значительно хуже.  В 1811 году король Георг III был помещён под специальный надзор и жил уединённо в Виндзорском замке до конца своих дней. Королева Шарлотта редко навещала своего супруга из-за его агрессивного поведения. Считается, что она перестала видеться с ним после июня 1812 года, однако поддерживала супруга в его болезни, усугубляющейся с возрастом. Когда её сын принц-регент владел королевской властью, она была законным опекуном своего супруга с 1811 года до своей смерти в 1818 году.

То есть вокруг опеки над безумным королём, вопросов регентства, правомочий наследника велась ожесточеннейшая свара. Насколько далеко зашла эта борьба можно судить лишь по одному примеру: 11 мая 1812 года Джоном Беллингемом, английским купцом, прибывшим из России, был убит премьер министр Соединенного Королевства сэр Спенсер Персиваль. 

В России Беллингем сидел в долговой тюрьме за мошенническое банкротство, из которой был выпущен по личному указанию Александра Первого.  Таким образом, организаторы убийства — единственного в истории убийства британского премьера — недвусмысленно указывали на русского царя, который именно ради этого злодеяния и выпустил Беллингема на волю. 

Ну, а 22 июля 1812 года, как мы уже знаем, был убит и сам д'Антрэг. Как Березовский, например. Или Литвиненко. Такова особенность английского национального характера применительно к шпионажу, включая российский след, как в случае с сэром Спенсером Персивалем. 

И ничего личного. 

Вещевое снабжение бурских войск во второй Англо-Бурской войне 1899-1902.
2024-04-08 08:04 m2kozhemyakin
Начало: Питание бурских войск во второй Англо-Бурской войне 1899-1902.

Вещевое довольствие бурских вооруженных сил нагляднее всего рассматривать на примере иностранных добровольцев. Ополченцы Трансвааля и Оранжевой республики шли в бой в собственной одежде и, как правило, со своим снаряжением. Конечно, как прижимистые генетические селяки, они не упускали возможности прихватить ворох белья или пару обуви из "комиссариатских запасов", однако меньше нуждались в этом элементе снабжения. Иностранцы же на бурской службе, в основном люди небогатые, всецело полагались на государственные выдачи. О вещевом довольствии в бурских войсках сохранился очень разнообразный спектр воспоминаний - от хвалебных до ругательных.

Немецкие и скандинавские добровольцы на службе Оранжевого Свободного государства, 1900.

Начнем с позитива, как выразились бы сейчас. Побывавший в Трансваале в начале войны русский инженер Владимир Рубанов, технической точности которого нет оснований не доверять, сообщает: "Хлопоты по снаряжению не представляли никаких затруднений, благодаря очень простой и практической организации дела. Все операции, нужные для волонтеров, совершались в помещении парламента. Это здание, очень простой
конструкции, все разделено на комнаты с номерами, что представляло большое удобство. Волонтерам указывали определенный номер, куда им следовало направиться. Здесь их не спрашивали, зачем они пришли, а прямо делали дело и направляли затем в другой номер, где также не задавали никаких вопросов, продолжая свое дело, и так далее. Волонтеры получали бесплатно решительно все, начиная с рубашки и кончая лошадью, которую каждый выбирал по своему усмотрению". Подпоручик Евгений Августус детализирует этот "набор добровольца": "(Каждый) получил по непроницаемому плащу, одеялу, паре переметных холщовых сум, баклаге для воды, 120 патронов и проч. Оставалось получить паспорт на проезд по железной дороге, запастись табаком, трубкой и отправиться в путь-дороженьку".

Здание Фолксрада (Парламента) Трансвааля, где проходила экипировка добровольцев.

Эта оптимистичная запись относится к периоду триумфа бурского оружия, вероятно, в начале 1900 г. Но уже в марте месяце, после успешного контрнаступления британских войск и деблокады Ледисмита, тот же Е.Августус приводит диаметрально противоположную картину полной неразберихи со снабжением: "В палатке Бота я застал господина Зандберга, изображающего собой адъютанта, начальника штаба и личного секретаря генерала. На прекрасном французском языке он мне сообщил следующие новости: что Крюгередорпский отряд еще не в сборе, что комендантом его вместо умершего от ран Ван-Вейка назначен фельдкорнет Остгаузен и что мне, для получения всего необходимого, следует обратиться к нему. Пошел я к Остгаузену, но тот заявил, что у него нет ни лошадей, ни платья". В подобном же ключе выразился болгарский поручик Антон Бузуков, для участия в Англо-Бурской войне отвлекшийся от национально-освободительной борьбы в Македонии: "У нас даже гайдуки (полуреволюционеры-полубандиты) в Македонии признают своих воевод и соблюдают известную воинскую дисциплину, а у буров этого и в помине нет. Вы у них теперь, после разгрома, ни лошадей, ни платья не добудете".

Усталые и достаточно обносившиеся бурские бойцы второго года войны и их походное жилище на базе фургона.

Подрядчиками Трансваальского правительства по вещевому снабжению войск выступали еврейские коммерсанты из Претории и Йоханнесбурга, в большинстве - выходцы из Российской империи. Современники утверждают, что "гешефты" при этом делались баснословные. "Русские евреи, с успехом подвизавшиеся в роли поставщиков правительства, встретили нас не менее любезно, - вспоминал подпоручик Евгений Августус. - Палатки, кухонные принадлежности, шанцевый инструмент, платье, белье, сапоги, седла, баклаги - все мы получали исключительно из рук этих расторопных комиссионеров, с которыми у бурского правительства было заключено условие на поставку платья и предметов снаряжения. В начале кампании казна им уплачивала банковскими билетами или звонкой монетой, а когда запас денег истощился, они благоразумно отказались от получения по счетам облигаций Южно-Африканского банка или акций голландской железной дороги Претория-Лоренцо-Маркез взамен денег, и уплата производилась уже золотом в слитках. Благодаря щедрости правительства симпатии евреев были всецело, до последнего момента, конечно, на стороне буров". Впрочем, если верить русскому инженеру Владимиру Рубанову, подвизавшемуся в Претории, качество поставок было заведомо низким: "Поставщиками буров являются евреи, переполняющие Преторию, в руках которых сосредоточена почти вся торговля, и эксплуатация достигла громадных размеров. За обыкновенное седло, например, которое к тому же нередко через несколько дней оказывалось никуда не годным, правительство платило по 50 рублей. Большинство евреев - англоманы и ненавидят буров, не предоставляющих им прав гражданства". Что ж, буржуазия всегда на стороне сильнейшего и собственных барышей. Однако что касается еврейской молодежи, призванной в бурские войска, дралась она наравне со всеми, и бойцы-евреи были в числе последних бурских партизан, не прекращавших сопротивления до 1902 г.
В то же время многочисленны свидетельства и о злоупотреблениях иностранных добровольцев при получении снабжения от бурских республик. Например, русская женщина-доброволец Мария З. (Ольга Попова) и сестра милосердия Русско-голландского подвижного госпиталя Софья Изъединова, обе авторы интересных воспоминаний о войне в Южной Африке, с возмущением благовоспитанных дам рубежа XIX-XX вв. клеймят позором иностранцев на бурской службе, которые умудрялись по нескольку раз получать и проматывать довольствие, так и не выехав на фронт. Печально знаменитый Французский легион (состоявший не только из французов) полковника де Вильбуа-Марейля и здесь держал первенство. Граф Жорж де Вильбуа-Марейль, погибший 5 апреля 1900 г. в сражении при Босхофе, храбро, но бестолково, этим до некоторой степени очистил свое имя от изобилия некрасивых историй, связанных с его отрядом.

Полевой лагерь буров с трофейными британскими (конической формы) и португальскими (двускатными) палатками, 1901.
Справа заметны женщины и дети, искавшие у своих партизан спасения от депортации англичанами.


Правительство само обеспечивало войска палатками. 700 таковых было поставлено из португальских владений уже после начала войны и, не исключено, что безвозмездно. Португалия, связанная с Великобританией историческими союзническими отношениями, тем не менее, в ходе Англо-Бурской войны 1899-1902 гг. не раз демонстрировала бурским республикам свое расположение. Португальские армейские палатки из некрашеной парусины стали отличительной чертой лагерей ополчения Трансвааля и Оранжевой республики и, похоже, единственной материальной помощью, полученной бурами во время боевых действий от иностранной державы (не от общественных организаций и жертвователей, а по официальной поставке).
Организованный пошив форменной одежды в военное время ограничился серыми "новошивными" кителями для артиллеристов взамен слишком приметной довоенной полевой формы - очень светлого цвета "хаки", почти белой, с щегольским синим прибором. Защитное обмундирование некоторых командиров и ополченцев изготавливалось ими за свой счет.

На переднем плане - Трансваальские артиллеристы в "новошивных" комплектах полевого обмундирования.

Разумеется, качество вещевого довольствия ополченцев, как и любого другого, находилось в прямой зависимости от успехов английских войск. Партизанские отряды на завершающем этапе войны не получали ничего и совершенно обносились. Сообщает генерал Де Вет: "Вопрос об одежде был гораздо важнее. Мы были принуждены делать кожаные заплаты на брюках и даже на куртках. Для обработки кожи служили старики и люди болезненные, которые при приближении врага прятались куда-нибудь, а после его ухода снова брались за дело; но вскоре англичане стали забирать кожи и шкуры; они резали их на куски и выбрасывали, думая, что это принудит нас ходить босиком или без одежды. Но так как это невозможно, то бюргеры начали практиковать способ переодевания, который называли «вытряхиванием» (uitschudden). Они, несмотря на запрещение, раздевали военнопленных, «вытряхивая их» из их одежд. Англичане сперва уничтожали одежды по всем домам и сжигали их, а теперь стали резать на куски и выбрасывать шкуры. Бюргеры, в свою очередь, не выдержали и взамен платили раздеванием пленных".

Последние бурские партизаны - т.н. "искатели горечи" - "вытряхивают" злополучного "томми" из ботинок.
На заднем плане пожилой капеллан или врач осматривает рану регулярному бойцу Трансваальской армии.


***
Скромное вещевое довольствие буры в компенсировали давней привычкой к походному комфорту, выработавшейся благодаря охоте этого народа к перемене мест (Великий Трек, полукочевое скотоводство и т.п.). До тех пор, пока англичане не погнали их в отступление, ополченцы и иностранные добровольцы размещались в своих лагерях со своеобразным воинским уютом. Вот как описывает "суровые фронтовые будни" в бурском стане штабс-капитан Александр Шульженко: "Наш лагерь очень богат, чего вы только не найдете в наших палатках: и кровати, и стулья, и столы, и качалки, даже мраморные умывальники есть, а кухонной утвари так прямо не оберешься, и все это мы взяли с окрестных ферм. Громадными котлами и теми не побрезговали и теперь кипятим в них воду для теплых ванн. Здесь мы толька днем, а по ночам уходим на позицию".
Куда там до этого не только британскому "томми", кутающемуся в подбитое ветром одеяло, но и офицеру-джентльмену, сидящему на своем складном толчке! Не удивительно, что привыкшие к удобством бюргеры, выгнанные из своих благоустроенных лагерей, стали массами разбегаться из армии; а "томми" в самых скверных бытовых условиях службу тащили.

Наиболее стойкими из бурских бойцов оказались немногочисленные регулярные военные, часто демонстрировавшие просто запредельную верность присяге; более образованные, чем фермеры, горожане, лучше понимавшие, чем грозят британская оккупация и падение республик; и неукоренившаяся молодежь, которой нечего было терять. Этих человеческих ресурсов хватило на довольно интенсивную партизанскую борьбу разрозненными соединениями и отрядами, но не было достаточно для победы.
_______________________________________________Михаил Кожемякин.

Питание бурских войск во второй Англо-Бурской войне 1899-1902.
2024-04-07 11:24 m2kozhemyakin
Окончание материала Снабжение и обеспечение бурских войск во второй Англо-Бурской войне, 1899-1902 (Часть 1: https://dzen.ru/a/Zfa9nR8XcWyxvecU, Часть 2: https://dzen.ru/a/ZggCYttV1S_7EE-b).

В 1903 г., всего год спустя после окончания второй Англо-Бурской войны, русские читатели познакомились с мемуарами прославленного бурского командира генерала Христиана Де Вета. Помимо подробного описания боевых операций, Де Вет в своей книги уделил большое внимание провиантскому довольствию и фронтовому быту бурских ополченцев - к большому неудовольствию читающей публики, которой хотелось больше узнать о воинских подвигах. Однако внимание генерала к этой проблеме вполне объяснимо. Надоевшее всем речение Наполеона, что "армия марширует на своем животе", вполне относилось и к вооруженным силам бурских республик. Де Вет, как хороший воинский начальник, этого никогда не забывал, заслужив благодарность своих людей.

Старый бур и британский "томми" закусывают вместе. Французская карикатура времен Англо-Бурской войны.

Особенностью питания бурского ополченца была очень высокая по сравнению с государственным обеспечением доля собственных запасов и поддержки не просто местного населения, а его семьи. Это было прямо прописано в военном законодательстве Южно-Африканской Республики (Трансвааля) и Оранжевого Свободного государства. Вспоминает генерал Христиан Де Вет: " Требовалось, чтобы каждый являвшийся по призыву был снабжен... 30-ю патронами, или полуфунтом пороха, 30-ю пулями и 30-ю пистонами, а также провиантом на восемь дней" (Девет Христиан Рудольф "Воспоминания бурского генерала. Борьба буров с Англиею", СПб.: Изд. А.Ф. Маркса, 1903). Если в качестве боеприпасов множество буров, у которых на фермах лежали собственные новехонькие винтовки Маузера, с притворной наивностью демонстрировали в призывном комиссариате дедовскую пороховницу и пистоны, чтобы "на халяву" получить от казны еще одну причитавшуюся им винтовку с патронами, то с запасами еды проблем не возникало. Буры очень ценили в походе доступные удобства и сытную, вкусную еду.

Кофепитие генерал-комманданта (главнокомандующего) Трансваальской армии Петруса Якобуса Жубера (слева) и его штаба. Рисунок военного корреспондента.

"Упоминая о провианте, закон не указывал, в чем этот последний должен был заключаться и сколько именно его было нужно иметь каждому бюргеру при себе, - продолжает генерал Де Вет. - Тем не менее, как-то само собой установилось правило, чтобы провиант состоял или из мяса, разрезанного на длинные, тонкие куски — «touwtjes», высушенные, просоленные и проперцованные, так называемые «бильтонги», или из колбасы и хлеба, приготовленных в виде бурского бисквита. Количество нужного провианта также не указывалось законом; каждый бюргер должен был рассчитывать на 8 дней и точно знать, сколько ему могло хватить на это время". Но не бильтонгом единым утешались в течение восьми "своекоштных" дней, да и позднее, призванные на защиту родных краалей (ферм) бурские ополченцы. Русский доброволец на Трансваальской службе подпоручик Леонид Покровский (впоследствии погиб в сражении) с неподражаемым юмором нарисовал "полную выкладку" этих ухватистых селяков: " Каждый бур едет на войну с такими громадными чемоданами, с такими большими запасами съедобного, набирает столько разных чашек, чугунков, котелков и кастрюль, что поистине непритязательному русскому человеку, глядя на все это, невольно думается: да уж не на новую ли ферму он перебирается? На дне его сундуков, под спудом, лежат большие запасы не сахарина, а настоящего сахара, на отсутствие которого так сильно жалуются в Трансваале, немало и прочих лакомств вроде леденцовых конфет, столь любимых бурами, но ни за что они не угостят этим вас. Частенько масса заготовляемых ими продуктов портится, тухнет, так что приходится выбрасывать, а все же бур не поделится с вами ничем и с улыбочкой посмотрит на свое погибающее добро".
Что там чемоданы! За многими "крепкими хозяевами" на войну следовали запряженные мулами или быками фургоны, представлявшие не только склад провизии и различного инвентаря, но и подвижное жилище, в котором хозяйничали их жены, дети и/или чернокожие слуги-кафры. Генерал Де Вет на скрывает горечи, описывая, как обремененные этим частновладельческим обозом ополченцы разбегались по домам при первой же угрозе его потерять: "Бюргеры не могли расстаться со своими повозками! Большая часть из них... отправилась назад домой, несмотря на то, что это совсем было не нужно, так как у каждого воза было по крайней мере по одному кафру и одному погонщику, которые и должны были, согласно моему приказанию, доставить повозки по домам бюргеров". Вопреки расхожему мнению в международной прессе периода Англо-Бурской войны, унаследованному историографией, сухопарый британский "томми" был гораздо более неприхотлив в походно-полевых условиях и легче обходился жестоко урезанным рационом, чем избалованный сытым размеренным образом жизни на ферме упитанный бур. Бюргеры-горожане были менее приспособлены к жизни в поле, чем фермеры, однако на удивление более стойко переносили военные невзгоды на морально-волевых качествах - сказывались их лучшие социальное развитие и коллективизм.

Бильтонг - основа походной провизии буров.

Однако вернемся к проблеме пищевого довольствия ополчений Трансвааля и Оранжевой республики. В день девятый бородатое воинство (несмотря на то, что в "заначках" еще водилось немало харчей) настойчиво требовало у своих коммандантов и фельдкорнетов: "Ons wil eet!! (Хотим жрать!!)" Наверное, невозможно рассказать об этом с большим знанием местного колорита, чем генерал Христиан Де Вет: "Восемь дней, в течение которых бюргеры были обязаны содержать себя сами, быстро прошли, и для правительства, наступило время принять на себя заботы о воинах. Что касается этой заботы, то я должен заметить мимоходом, что это дело обстояло у нас иначе, нежели в британском лагере. Английские войска получали свои ежедневные порции. Каждому солдату давалось столько же и той же самой провизии, какую получал любой из его товарищей. У нас же (я не говорю о тех случаях, когда распределялась мука, сахар, кофе и другие подобные припасы) было не так. В то время, как английский солдат получал свою пищу готовою, в виде консервов, «бликкискост», как их называют буры, мы получали сырые продукты и должны были сами приготовлять себе пищу. Я позволю себе остановиться нисколько долее на этом предмете, полагая, что не безынтересно знать, каким путем бур на войне получал свою порцию мяса. Животные — бык, овца, или другое какое, застреливались или закалывались, мясо разрезалось на куски, и тут-то наступало весьма ответственное дело раздачи нарезанных кусков мяса, что исполнял заведовавший мясом — «vleeschorporaal». Так как куски были очень разнообразны, то беспристрастие должно было быть отличительным качеством всякого заведовавшего мясом. Поэтому, обыкновенно, во избежание каких бы то ни было недоразумений, распределявший куски становился спиною к бурам и, взяв в руки первый попавшийся кусок, державший перед ним, передавал его сзади стоявшему, конечно, только в том случае, если этот последний значился в списке, предварительно прочитанном вслух. Полученным куском бур должен был быть доволен; тем не менее, нередко случалось и противное; возникали даже ссоры. Не было ничего удивительного в том, что в таких случаях заведовавший мясом, сознавая свою полную правоту, горячился. Иногда ему стоило большого труда объяснить это какому-нибудь бестолковому, обвинявшему его, буру, и подчас дело не обходилось без взаимной потасовки. Но это продолжалось недолго. После нескольких недель обе стороны привыкали друг к другу, и, я думаю, многим заведовавшим раздачей мяса приходилось, снисходя к человеческим слабостям, оставлять без внимания обидные замечания буров, пропуская их мимо ушей. С другой стороны, и сами якобы обиженные стали лучше понимать свои ошибки и научались быть довольными всем. Бюргер должен был приготовлять себе мясо сам, варить его или жарить, как ему хотелось. Обыкновенно это делалось так. Мясо насаживалось на сучок, срезанный с первого попавшегося дерева. Часто такая вилка делалась из колючей изгороди, с двумя, тремя и даже четырьмя зубцами. Требуется большое искусство, чтобы все куски, жирные и тощие, насаженные на вилку и называемые в таком виде «bont-span», держались бы хорошо над огнем и равномерно жарились. Из муки бюргеры делали себе пироги. Они варятся в кипящем сале и называются обыкновенно «бурными охотниками» (stormjagers), а также «желудочными пулями» (maagbommen)".

Бурские ополченцы завяливают избытки мяса на бильтонг.

Припасами и их распределением в каждом коммандо (подразделении) ведал интендант, по традиции именовавшийся "капралом" - не путать с воинским званием в небольших регулярных силах республик. Нормативы выдачи продовольствия не были определены "письменно", каптенармусы исходили из наличной провизии и делили ее на относительно равные доли по числу бойцов. Женщинам, детям и кафрам, находившимся при многих ополченцах, пайка не полагалось; каждый бюргер сам кормил своих домашних.
***
Правительство Трансвааля озаботились созданием собственных продовольственных запасов накануне войны; как более состоятельный партнер, золотоносный Трансваль брал на себя обеспечение и соседней Оранжевой. "Главное занятие жителей составляло скотоводство, земледелием же занимались лишь сообразно с потребностями местнаго белаго населения", - охарактеризовал сельскохозяйственные ресурсы бурских республик подполковник русского Генерального штаба П.Э. Вильчевский в статье для имперской "Военной энциклопедии" издательства И.Д. Сытина (Т.2, 1911). При этом садоводство было развито сильнее, чем огородничество - бурские персики заслужили региональную известность. Единственным продуктом экспорта пищевой промышленности было вино местных виноградников, охотно покупавшееся португальцами в Лоренцу-Маркише (Мозамбик).

Бурский фермерский фургон, нагруженный бочками с вином. Современная реконструкция.

Однако персиками и вином войска не насытишь, а в хлебе бурские производители избытка не испытывали. Зато трансваальская казна позволяла траты на импорт продовольствия. Как сообщал русский военный представитель (агент) в Брюсселе и Гааге Генерального штаба подполковник Е.К. Миллер, компетентный в южноафриканских делах: "В течение 1899 года ввезено через бухту Делагоа, из Америки, не менее 300 000 мешков муки и более 400 000 мешков направлено в другие порты Южной Африки, большая часть которых назначалась в Трансвааль. Раньше никогда такого количества не ввозили. Заказы продолжаются". Налицо энергичные попытки правительства "папаши" Пауля Крюгера создать экстренные запасы продовольствия, следственно - понимание проблемы. За тот же период из португальских владений поступили 37 тыс. бочек соленой рыбы (bacalhau) и 15 тыс. бочек масла в качестве натуральной оплаты за вино. Достаточно неоднозначный запас, учитывая, что в бурской традиционной гастрономии рыба практически отсутствует. Единственное известное употребление "португальской селедки" во время войны - питание ею английских солдат-военнопленных в лагере на ипподроме Претории, позволившее высвободить некоторое количество мяса для бурского ополчения.
Скот, предназначенный на убой для прокорма войск, правительством предварительно не закупался, а поставлялся военным частными подрядчиками за звонкую монету по мере потребности. Разумеется, счет допущенным при этом на всех уровнях злоупотреблениям шел на многие тысячи трансваальских фунтов, но в общем мясо до ополченческого котелка доходило регулярно.
Бесперебойную доставку провизии в войска гарантировало очень близкое вынесение баз снабжения к позициям по железнодорожным линиям и накопление там огромных залежей. Иллюстрирует типичную ситуацию русский доброволец подпоручик Евгений Августус: "Часа через 2 мы были на станции Моддер-Спруйт, в нескольких милях от осажденного Ледисмита. Станционных зданий почти не видно из-за массы нагроможденных ящиков, бочек и мешков с мукой, рисом, солью и другими продуктами. Беспрестанно подъезжают один за другим громоздкие фургоны величиной в товарный вагон; в воздухе стон стоит от рева упряжных мулов и волов, от хриплого крика черных погонщиков, пощелкивающих длинными бичами. Рабочие-кафры перетаскивали на себе с изумительной ловкостью громадные тюки фуража, мешки с продуктами и нагружали их на подводы, между тем как буры стояли в стороне и невозмутимо дымили своими трубками".

Склад провизии времен второй Англо-Бурской войны, правда, не бурский, а британский.
В роли грузчиков - кавалеристы Imperial Light Horse. 1900.


Разумеется, с началом успешного контрнаступления войск лорд Робертса и генерала Буллера весной 1900 г. эвакуировать эти громоздкие склады в ближнем тылу буры не смогли. Частью их уничтожили, частью сдали британцам с невообразимой легкостью. Даже после падения столиц Трансвааля и Оранжевой и их основных центров летом того же года, бурское командование пребывало в твердой уверенности, что доступных провиантских ресурсов хватит в достатке снабжать свои войска. "Запасов, вывезенных из Йоганнесбурга и Претории, хватит на долгое время", - вторил длиннобородым генералам и коммандантам 25 июля/7 августа 1900 г. русский военный корреспондент и доброволец А.Е. Едрихин, писавший для петербургского "Нового Времени" под псевдонимом Вандам. Как и многие иллюзии буров, эта вскоре развеялась с неумолимым ходом войны. Насколько болезненным оказалось понимание реальности (и когда оно пришло), свидетельствует следующий меморандум Трансваальского правительства:
"Полевое местопребывание правительства, округ Эрмело Южно-Африканской республики.
10 мая 1901 г.
Его Превосходительству господину секретарю Оранжевой республики. Боевые припасы истощены, и мы обречены на бегство перед неприятелем. Мы не можем оберегать ни бюргеров, ни их скота. Скоро мы не будем в состоянии снабжать сражающихся бюргеров жизненными припасами".
***
Бурская полевая кулинария предоставляла сытное, хотя и довольно однообразное питание. Показательна картина, которую рисуют в своих воспоминаниях сражавшиеся на той войне русские добровольцы: "С завистью мы поглядывали на группу буров, сидящих вокруг костра и попивающих черный кофе из больших кружек, между тем кaк мальчишка-кафр в английской солдатской куртке поджаривал на сковороде сочные куски мяса с луком" (Е. Августус. Воспоминания участника Англо-Бурской войны). Другими словами о том же повествует и генерал Де Вет: "Наши люди не ели ничего целый день, а потому легко себе представить их удовольствие при виде «bont-span» (мясо), жарившегося на вертеле. Два-три пирога (maagbommen) и пара чашек кофе привели каждого из нас в прежнее состояние".
Постоянной практикой была отправка семьями своим бойцам обильных продуктовых посылок. Их в товарных количествах привозили для своих друзей и соседей многочисленные возвращавшиеся отпускники - буры не заморачивались официальным оформлением увольнительных и уезжали/приезжали на позиции, когда вздумается. Разумеется, боевые подруги - жены и сестры, следовавшие на войну за многими ополченцами и командирами, периодически баловали их почти домашней кухней. Пристрастием к гастрономическим изыскам отличались и лагеря иностранных добровольцев. Подпоручик Евгений Августус, сам прирожденный фронтовой кулинар, со смаком расписывает этот процесс, не забыв остановиться и на содержимом посылок "для счастливого бура": "Мяса было в изобилии: каждый день убивалось для отряда по быку или по нескольку жирных баранов. Отрядный комиссар выдавал вкусные белые сухари, рису, соли, сало в консервах, цейлонского чаю или кофе. Я вздумал варить борщ из мяса и гиацинтовых клубней, дикорастущих по склонам горы... Сахар, которого не всегда хватало, заменялся вареньем или фруктовым мармеладом в жестяных круглых коробках. Из муки и back-powder [соды] мы ухитрялись делать оладьи, пышки, лепешки. Случайно подстреленный ширингбок или куропатка и компот из персиков придавали нашим обедам некоторое разнообразие, и буры, питавшиеся более скудно, так как у них приготовлением пиши заведовали кафры, не без зависти поглядывали на жирный суп с луковицами, огромные бифштексы с рисовой кашей и румяные лепешки с вареньем. Мы иногда великодушно угощали их произведениями своего кулинарного искусства, тем более что они нас никогда не привлекали к грязной работе разделки туши и на нашу артель всегда доставались лучшие куски - филе, язык. Бурам часто присылали полевой почтой из дома разные лакомства, сдобные пирожки, корзины с фруктами, и они никогда не забывали поделиться с нами". У того же автора в качестве посылок от близких городскому и сельскому ополченцам фигурируют столь важные для солдатского сердца забавы как "коробки тонких сигар" и "мешок табаку". Принимая вышеизложенное во внимание, не удивляет "сверхъестественный по изобилию магазин (здесь: склад) сладостей, конфектов, папирос и превосходного коньяку" в палатке командира Французского легиона графа де Вильбуа-Марейля, который после его гибели подчиненные расхищали в течение недели.
Вывод: пока на стороне бурских войск была удача, а в их лагерях - бесперебойное снабжение провизией, питались они "от пуза", и нос был в табаке. Некоторые затруднения в Трансваале и Оранжевой республике с кофе, сахаром и иными "колониальными товарами" компенсировались за счет домашних запасов.
***
Фураж для лошадей, мулов и быков заботил бурских командиров гораздо меньше, чем провиант для людей. Дело в том, что неприхотливые животные, выращенные в южноафриканских краалях (фермах), приучены долгое время довольствоваться только подножным кормом. Это отрицательно сказывается на их силе; но для того, чтобы трусить жидкой рысцой под ополченцем в походе, бурской лошадке довольно пожухлой травы, а мулы и быки способны даже впроголодь кое-как волочь обозный фургон, побуждаемые бичом погонщика. До поры до времени. По воспоминаниям очевидцев, подступы к лагерям были усеяны трупами павших от непосильных трудов и бескормицы животных. Их легко меняли на новых. В богатых скотоводческих хозяйствах Трансвааля и Оранжевой четвероногих призывников хватало.

Для более серьезных задач - работы в артиллерийских запряжках, под конными разведчиками, карабинерами (небольшой бурской регулярной кавалерией), командирами и посыльными - лошадей кормили лучше. Вместо традиционного в Старом Свете овса в Южной Африке использовали в основном кукурузу.
***
В засушливых, несмотря на наличие круглогодичных локальных источников воды, пространствах южноафриканского вельта первоочередную важность представляло снабжение войск водой. Бурские интенданты относились к нему с должным усердием. Поставки воды в каждом коммандо были поручены особым партиям ополченцев, не обремененным никакими другими обязанностями. Особенно это касалось боевой обстановки, в которой воду для питья бойцов на позициях требовалось располагать поблизости и в достаточном количестве. "У оранжевцев были для этого особого рода отдельные лагери..., - пишет генерал Христиан Де Вет. - Эти лагери состояли из бюргеров, которые не могли принимать участия в сражениях. Они назывались впоследствии «водоносцами» (waterdragers)".

Фляга для воды британского армейского образца, широко применялась обеими сторонами.

Лошадей и гужевой скот при близости источников воды отгоняли выпаивать в определенной очередности. Если же воды поблизости не было, ее возили в бочках при обозе; однако в таких случаях предотвратить падеж животных не удавалось почти никогда. Особенно страдали без водопоя лишенные постоянных обозов партизанские отряды в 1901-1902 гг. Генерал Де Вет, опытный партизан, старался выстраивать маршрут движения своих подразделений вдоль рек и ручьев, но это не спасало: британские войска регулярно загоняли их в бесплодный вельт. Муки жажды и падеж лошадей повторялись вновь.
***
Отдельного рассмотрения заслуживает употребление в войсках спиртного. Во время войны в Трансваале и Оранжевой республике действовал "сухой закон". Он распространялся на горячительные напитки, однако не касался вина, которое считалось не алкогольным, а столовым напитком. В таком качестве оно и предназначалось в паек бурских ополченцев. Но сами буры вино пили неохотно, разве что потомки французских гугенотов, а большинство предпочитали фруктовую, чаще всего персиковую самогонку (mampoer), напиток ароматный и очень крепкий. Ее-то ополченцы и получали в "передачках" из дома, а затем смаковали возле лагерных костров.

Бочки с вином кисли на жаре; например, под Ледисмитом наступающие британские войска взяли их целыми пирамидами, и большинство были вынуждены вылить. "Благородный напиток совершенно испорчен, вот истинное варварство со стороны буров", - заявил тогда один из "офицеров и джентльменов" (Charles Rayne Kruger. Goodbye Dolly Gray: The Story of the Boer War. London: Cassell, 1959).
"Сухой закон" в бурских республиках толком не соблюдался за сильным развитием частного предпринимательства и слабостью контрольных органов. Воспоминания русских добровольцев пестрят эпизодами залихватских нарушений его в тыловых увеселительных заведениях военными и гражданскими. "В соседней комнате, где помешался буфет с крепкими напитками, собралась компания правительственных чиновников, угощавших бежавшего из английского плена фельдкорнета Спруйта, - замечает подпоручик Евгений Августус. - Официально продажа крепких напитков была воспрещена во всей стране; буфеты, даже в такой первоклассной гостинице, как European Hotel, были заколочены, но ради такого случая и для таких влиятельных гостей хозяин считал возможным нарушить закон. На столе красовались бутылки с заманчивыми этикетками Scotch Whisky и другие изделия английской водочной промышленности. Пили по обыкновению без всяких закусок, мешая виски с сельтерской водой". Современники сходятся во мнении, что особенную приверженность "зеленому змию" демонстрировали иностранные добровольцы и военные корреспонденты, особенно французы.

Впрочем, случаев, чтобы пьянство на позициях угрожало бурским или добровольческим подразделениям потерей боеспособности, за всю войну достоверно не зафиксировано. Русский военный представитель при британских войсках Генерального штаба полковник П.А. Стахович транслировал в Санкт-Петербург сплетни английских офицеров, что в одном из первых и неудачном для буров сражении при Эландслаагте 21 октября 1899 г. голландские и немецкие добровольцы, поднявшиеся в обреченную контратаку за бурским генералом Йоханнесом Коком, якобы были сплошь пьяны. Это не первый случай в истории войн, когда озлобленные яростным сопротивлением противника победители ложно приписывают его отвагу опьянению. Малопочетную "утку" постеснялись тиражировать не только британские историки, но и отнюдь не благорасположенные к бурам современники-литераторы Уинстон Черчилль и Артур Конан Дойл.
***
С переходом бурских войск к партизанским методам боевых действий, т.е. примерно со второй половины 1900 г., начал ощущаться дефицит провизии, поначалу скорее досадный, чем фатальный. "Чувствовался недостаток всего, кроме мяса, хлеба и муки, - записал в феврале 1901 г. генерал Де Вет. - Этого тоже было не очень много, но все-таки жаловаться было еще нельзя. Что касается кофе и сахара, то мы пользовались этими лакомствами только в тех случаях, когда отбирали их у англичан; в другое время мы о них и не думали... Мы делали себе кофе из зерен пшеницы, ячменя и маиса, сухих персиков и даже из особого рода картофеля".
С течением неумолимого военного времени все большую роль для рассеянных по скудному вельту коммандо играл захват британских продовольственных и почтовых транспортов. Генерал Де Вет живописует изобилие своих трофеев, граничащее с роскошью: "В добычу нам осталась одна пушка и более 200 тяжело нагруженных повозок, 10-12 повозок с водой и несколько дрезин. Провиант заключался в консервах «canned beef», бисквитах, варенье, муке, сардинках, лососине; тут же было еще много всякого добра, совершенно ненужного в лагере. Были также целые повозки с ромом, прессованным сеном и овсом для лошадей. Поразительная масса провианта! (...) Я разрешил бюргерам откупоривать почтовые ящики и брать из них все, что им угодно. Там были всевозможные пакеты и пакетики, главным образом нижнее белье самого лучшего качества и масса сигар и папирос... Какое зрелище! Каждый бюргер нагрузил свою лошадь кладью, полученною в лавке, где не только ничего не пришлось платить, но и в будущем не придется. На седле уже не оставалось места для седока, и ему приходилось вести лошадь под уздцы".
Тем не менее, напрашивается вывод: красноречие генерала в восхвалении богатой добычи - это красноречие полуголодного и утомленного лишениями человека, случайно дорвавшегося до изобилия. Бурские партизаны завершающего этапа войны недаром получили у своих соотечественников печальное прозвище "искателей горечи" (африкаанс: bittereinders). Эти храбрецы, до конца сражавшиеся за свободу и честь погибших республик, вдоволь познали все тяготы партизанской войны: голод, болезни, жестокий недостаток лошадей и боеприпасов, отчуждение и враждебность соотечественников, винивших своих непримиримых защитников в развязанной британцами кампании "выжженной земли". Те же воспоминания генерала Де Вет ближе к концу пестрят рассказами о невозможности "купить хлеба", раздобыть лошадей и т.п.
Своим талисманом "искатели горечи" не без мрачной иронии объявили африканского хомяка. Этот смышленый и смелый зверек, мало похожий внешне на своего домашнего собрата, тоже обожает делать запасы. Однако сильные естественные враги всегда готовы разорить его норку и поживиться; хомяку приходится отчаянно сражаться за свое добро.

Точно так же бурские партизаны, которые мало что могли увезти на седле, делали в тайных местах "нычки" с "долгоиграющим" провиантом, боеприпасами, нередко - с разобранными пушками или 37-мм скорострелками Максима, которые не имели возможности забрать с собой. Точно так же англичане регулярно раскрывали и разоряли их.
Массовой депортацией из зоны боевых действий в концентрационные лагеря мирного населения, которое десятками тысяч погибало там от истощения и болезней (особенно страшные жертвы были среди детей), захватчики буквально вышибли у партизан почву из-под ног. Пишет генерал Христиан Де Вет: "Продолжать войну — об этом нечего было и думать: наши женщины и дети тогда бы все погибли. Голод стоял у дверей. (...) Положим, мы спасли бы женщин и детей, но сами себя подвергли бы, все-таки, той же опасности умереть с голоду, потому что очень немногие могли бы уйти в Капскую колонию вследствие недостатка лошадей. В большой части восточных округов Трансвааля не было почти совсем лошадей, а те немногие лошади, которые еще оставались, были так слабы, что никуда не могли бы двинуться".

Бурские женщины и дети в английском концентрационном лагере.

Голод и отчаяние - вот два победоносных оружия, которыми Британская империя сломила последних бойцов за Трансвааль и Оранжевое Свободное государство.
_________________________________________________________Михаил Кожемякин.